— Мы просто приедем на выходные, — сказала свекровь по телефону таким тоном, будто делала одолжение. — Давно не видели вас с Антоном, да и нам с Валерием нужно развеяться.
— Конечно, Нина Павловна, — я сжала телефон до дрожи, но голос сохранял приторную мягкость. — Мы будем рады.
Я оглядела нашу квартиру глазами свекрови. Видела пятнышко на обоях у двери, неровно лежащий плед на диване, прошлогодние занавески. Всё, что казалось уютным, под её взглядом превращалось в неряшливость. Но я уже научилась справляться с этими визитами. Два дня — не вечность. Выдержу.
В пятницу я надраивала квартиру с остервенением, будто готовилась не к приезду родственников, а к проверке. Антон вернулся с работы и молча присоединился, расставляя книги на полках по алфавиту — маленькая причуда, которая всегда вызывала у меня улыбку. Моего мужа можно было узнать по этой педантичности в мелочах и абсолютной беспомощности в серьёзных решениях.
— Ты в порядке? — спросил он, когда я слишком сильно хлопнула дверцей духовки, ставя туда курицу.
— Абсолютно, — ответила я, хотя внутри уже зарождалась знакомая тревога. — Просто хочу, чтобы всё было идеально.
Он кивнул, но я заметила, как дрогнула его рука, поправляющая фотографию на серванте — нашу свадебную. Я помнила тот день до мельчайших деталей: как Нина Павловна поправляла моё платье с таким видом, будто делала мне одолжение, как шепнула на ухо, что вырез слишком глубокий для «такой фигуры, как твоя».
Автомобиль подъехал ровно в семь. Нина Павловна появилась в дверях первой — статная, с идеальной укладкой и тем особым выражением лица, которое она считала улыбкой. За ней шёл Валерий Сергеевич — грузный мужчина с вечно настороженным взглядом и руками, покрытыми мозолями от инструментов.
— Машенька, — свекровь обняла меня так, что я почувствовала острые кости её плеч и запах духов, тяжёлый, как осуждение. — Ты похудела? Или это освещение такое… неудачное?
Я улыбнулась, чувствуя, как внутри натягивается тонкая струна.
— Проходите, пожалуйста. Ужин почти готов.
Валерий Сергеевич кивнул, занося в прихожую не только свою сумку, но и объёмный чехол с инструментами. Я бросила вопросительный взгляд на Антона, но тот лишь пожал плечами.
— У вас тут дверь скрипит, — проворчал отчим мужа. — Давно заметил. Может, наконец исправлю.
На кухне Нина Павловна первым делом открыла холодильник.
— Боже мой, сколько полуфабрикатов! — она скривилась, хотя там были только овощи и курица. — Антон так похудел, ты его совсем не кормишь?
— Мама, я сам слежу за питанием, — вмешался муж, но его голос звучал неуверенно.
— Конечно-конечно, — свекровь махнула рукой и достала из своей безразмерной сумки контейнеры. — Я привезла настоящей домашней еды. И не спорьте!
Я почувствовала, как моя идеально приготовленная курица становится ненужным атрибутом в собственной кухне. Мы сели ужинать, и я заметила, как Нина Павловна незаметно переставила солонку и перечницу на другой конец стола, туда, где всегда сидела она.
— Расскажите, как ваши дела? — спросила я, пытаясь разрядить напряжение.
— Ой, милая, — свекровь неопределённо махнула рукой. — У нас дома такая неприятность случилась. Представляешь, соседи сверху затопили, и теперь у нас… ремонт.
Я заметила, как Антон вздрогнул и посмотрел на мать с удивлением, но не сказал ни слова.
— Надолго этот ремонт? — осторожно поинтересовалась я.
— Кто ж его знает, — вмешался Валерий Сергеевич, нарезая хлеб так, будто делал это здесь каждый день. — Недельку, другую… Может, и месяц.
Струна внутри меня зазвенела сильнее. Я поймала взгляд Антона, но он быстро опустил глаза к тарелке.
В эту ночь я долго не могла уснуть, слушая, как Валерий Сергеевич ходит по квартире, что-то измеряя и прощупывая. Свекровь расположилась в гостевой комнате с комфортом, который бывает только у хозяев. И даже запах в квартире изменился — будто мой дом медленно становился чужим.
Утро началось с запаха чужого кофе и звона металла. Я проснулась одна — Антон уже ушёл на работу, даже не разбудив меня. За окном барабанил дождь, и мне отчаянно не хотелось покидать кровать, последний оплот моего личного пространства.
Накинув халат, я вышла в коридор и замерла. Валерий Сергеевич, стоя на коленях, что-то делал с нашей входной дверью. Рядом лежал открытый чемоданчик с инструментами — блестящими, ухоженными, как любимые питомцы.
— Доброе утро, — мой голос прозвучал громче, чем хотелось. — Что вы делаете?
Он поднял на меня спокойный взгляд человека, который точно знает, что прав.
— Замок у вас ненадёжный. Сколько раз говорил Антону, что вы так и напрашиваетесь на ограбление, — его руки продолжали работать, словно независимо от разговора. — Поставлю хороший.
Из кухни выплыла Нина Павловна — в фартуке, который я никогда раньше не видела. Видимо, привезла с собой.
— Машенька, ты наконец проснулась! — она посмотрела на часы с таким видом, будто я проспала рабочее совещание. — А мы уже и кофе выпили, и Валера, видишь, занялся делом.
— Но я не просила менять замок, — произнесла я, чувствуя, как пересыхает горло.
Свекровь рассмеялась — колокольчиком, отрепетированно.
— Милая, ты же знаешь, что вокруг полно мошенников. Антон всегда говорил, что у вас небезопасно.
— Антон так говорил? — я попыталась вспомнить хоть один подобный разговор, но не смогла.
— Конечно! — свекровь похлопала меня по плечу и вернулась на кухню. — Я переставила твои банки в шкафу. Совершенно нелогично было их расположение. И кстати, я выбросила эти старые контейнеры. Купим новые, современные.
Я зашла на кухню и не узнала её. Мои вещи сменили свои места, как будто неведомый режиссёр переставил декорации в середине спектакля. На столе лежал список продуктов, написанный чужим почерком.
— Это что? — я взяла листок.
— Список покупок, — свекровь включила чайник. — У вас совсем нет приличных продуктов. И да, Машенька, я думаю, что ту стену, — она указала на простенок между кухней и гостиной, — можно снести. Будет гораздо просторнее.
— Мы не планировали ремонт, — мой голос прозвучал глухо, как из колодца.
— Все так говорят, пока не попробуют, — свекровь улыбнулась. — Валера всё сделает, он же профессионал. А я уже позвонила сыну, он не против.
Я набрала Антона, но телефон был недоступен. Весь день прошёл как в тумане. Я пыталась работать за ноутбуком, но свекровь то и дело заглядывала в комнату с новыми идеями и предложениями. К вечеру диван в гостиной был передвинут к другой стене, а половина моих книг оказалась сложена в коробки — «чтобы не собирали пыль».
Когда вернулся Антон, я схватила его за руку и утащила в ванную — единственное место, которое ещё не захватили гости.
— Что происходит? — прошептала я. — Твоя мать переставляет всё в доме, а её муж меняет замки! Они говорят о сносе стен!
Антон потёр переносицу жестом бесконечной усталости.
— Маша, это всего лишь на пару дней. Они хотят помочь…
— Пару дней? Они говорят о неделях! О ремонте!
— У них действительно проблемы с квартирой, — он не смотрел мне в глаза. — Может, они просто погостят, пока всё уладится?
— Антон, — я взяла его за плечи, пытаясь достучаться. — Это наш дом. Моё рабочее место. Моя жизнь.
— Это и моя семья тоже, — его голос стал твёрдым, и я поняла, что он уже принял решение. — Давай просто потерпим.
В эту ночь я снова не могла заснуть, слушая, как за стеной свекровь и её муж тихо обсуждают планы на завтра. Что-то про шкафы, обои и «её странные привычки». Дождь за окном усилился, барабаня по стеклу, как будто пытался предупредить о чём-то важном.
Под утро я провалилась в тяжёлый сон и проснулась от странного скрежета. Солнце уже поднялось, Антон снова ушёл, не разбудив меня. Я накинула халат и вышла в коридор.
У входной двери Валерий Сергеевич устанавливал новый замок — массивный, с двойным цилиндром. Старый лежал на полу, как сброшенная кожа змеи.
— Что вы делаете? — мой голос дрожал.
— Новый замок ставлю, — он даже не обернулся. — Теперь у вас будет безопаснее.
— Но я даже не знаю, есть ли у меня ключ от него.
— Конечно есть, — из кухни появилась Нина Павловна с чашкой кофе. — У всех будет по ключу. У тебя, у Антона, у нас с Валерой. Мы же семья, — она улыбнулась, и в этой улыбке читалось: «Теперь ты никуда не денешься».
И только тогда я поняла, что происходит. Они не приехали погостить. Они приехали остаться.
Дни потянулись, как вязкая патока. Я перестала узнавать собственный дом. Вещи меняли свои места с пугающей регулярностью, запахи стали чужими, даже воздух казался тяжелее.
Нина Павловна готовила на кухне, будто всегда здесь жила, а Валерий Сергеевич заменил смеситель в ванной, не спрашивая разрешения.
Я превратилась в тень, скользящую по углам собственной квартиры. Антон возвращался поздно, избегая разговоров. Когда я пыталась обсудить с ним происходящее, он отводил глаза и бормотал что-то о долге перед родителями.
В среду вечером я заметила нечто странное. Нина Павловна расставляла фотографии — но не наши свадебные или семейные. Это были старые, пожелтевшие снимки незнакомого дома с садом.
На кухонном столе лежал блокнот, где она аккуратным почерком переписывала один и тот же адрес, снова и снова, десятки раз. Улица Вишнёвая, 17. Я лихорадочно перебирала в памяти все наши разговоры с Антоном, но хоть убей — ни словом не обмолвился он об этом адресе. Сердце ёкнуло — странности росли как снежный ком.
Тем же вечером, когда мы с Антоном сидели на кухне, тише воды ниже травы, Нина Павловна, будто с неба свалившись, шлёпнула перед нами увесистую папку.
— Что это? — спросил он.
— Дизайн-проект нашего дома, — она лучилась странной, лихорадочной гордостью. — Мы с Валерой всё продумали. Начнём с гостиной. Эти обои совсем не подходят для Вишнёвой, 17.
Мы с Антоном переглянулись.
— Мама, — осторожно произнёс он, — мы живём не на Вишнёвой.
Нина Павловна моргнула, будто пытаясь сфокусировать взгляд.
— Конечно на Вишнёвой, — она нервно рассмеялась. — Где же ещё? Дом с зелёной крышей и яблоневым садом. Папа всегда хотел такой.
— Папа умер пятнадцать лет назад, — тихо сказал Антон. В его глазах появился странный блеск — смесь осознания и страха.
— Не говори глупостей, — отрезала свекровь. — Он в спальне, чинит карниз.
Меня будто ледяной водой окатило. Дело пахло керосином — тут не просто причуды властной свекрови, а что-то жуткое, изнанка реальности, заставляющая кровь стыть в жилах.
— Валера! — взвизгнула Нина Павловна, да так, что стёкла задребезжали. — Бегом сюда! Представляешь, наши дети с ума сошли — не помнят, что мы живём на Вишнёвой!
Из ванной вышел Валерий Сергеевич, вытирая руки полотенцем.
— Конечно на Вишнёвой, — проворчал он. — Всю жизнь там прожили.
Антон побледнел.
— Валерий Сергеевич, — я решилась задать вопрос, — сколько лет вы женаты с Ниной Павловной?
— Тридцать пять, — без запинки ответил он. — В следующем месяце будет тридцать шесть.
Я знала, что они вместе только шесть лет. Отец Антона умер за десять лет до их встречи.
Когда они ушли на кухню, я потянула мужа за рукав.
— Антон, что происходит? — прошептала я. — Они живут в каком-то своём мире.
Он провёл рукой по лицу, будто стирая невидимую паутину.
— Я не знаю. Мама всегда была… немного эксцентричной. Но это… — он запнулся. — После смерти отца она иногда путалась во времени, но потом приходила в себя. А в последний год… Я давно не видел её, не замечал изменений. Она звонила каждую неделю, говорила, что всё хорошо.
Той ночью я не могла уснуть. В голове прокручивались обрывки разговоров, странные детали поведения свекрови и её мужа. Это была не просто властность — это была другая реальность, в которой они существовали.
Утром я проснулась от звуков на кухне. Нина Павловна готовила завтрак, напевая детскую песенку. Антон уже ушёл, оставив записку: «Звоню врачу. Не спорь с ними. Скоро вернусь».
Валерий Сергеевич копошился за столом, перекладывая отвёртки и пассатижи туда-сюда, как заведённый. Он щурился над своим железным хламом с таким видом, будто разгадывал головоломку столетия. А в глазах — туман, словно потерял нитку мыслей и теперь шарит по карманам памяти, но всё не мог найти.
— Машенька, — прощебетала свекровь, заметив меня в дверях кухни, — будь душкой, помоги отыскать те старые альбомы с фотками. Хочу Валере показать, какие шикарные шторы у нас висели на Вишнёвой.
Я подсела к ней, как к фарфоровой вазе — боясь задеть, расплескать.
— Нина Павловна, — начала я мягко, словно ступала по тонкому льду, — но ведь мы сейчас не на Вишнёвой… вы же понимаете?
Её зрачки расширились, как у кошки в темноте. Что-то дикое мелькнуло во взгляде — испуг загнанного зверя.
— Ты о чём такое говоришь? — выдавила она смешок, больше похожий на икоту. — А где же мы тогда, по-твоему?
— На Садовой, — я держала её взгляд, не отпуская. — В квартире, которую мы с Антоном купили пять лет назад. Вы приехали в гости, забыли?
По её лицу будто тень пробежала. Оно менялось, как небо перед грозой — уверенность таяла, уступая место растерянности, затем страху. Она оглянулась, будто видела комнату впервые.
— Нет, это же… наш дом, — её голос дрогнул. — Валера, скажи ей!
Валерий Сергеевич поднял глаза от инструментов.
— Мы собирались сделать ремонт, — сказал он твёрдо, но я заметила, как его пальцы нервно постукивали по столу. — На Вишнёвой, 17. Там протекает крыша.
— Валерий Сергеевич, — я старалась говорить спокойно, — вы живёте в квартире на Берёзовой улице. Вы с Ниной Павловной переехали туда три года назад. Помните?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Я видела, как они оба боролись с реальностью, которая вдруг стала зыбкой и неустойчивой.
— Нет, — Нина Павловна резко встала, — ты просто не понимаешь. Антон всё подтвердит. Мы всегда жили на Вишнёвой.
В этот момент хлопнула входная дверь. Антон вернулся, и не один. С ним пришла женщина в строгом костюме — высокая, с внимательными глазами.
— Мама, — Антон подошёл к свекрови и взял её за руку, — это доктор Соколова. Она поговорит с тобой и Валерием Сергеевичем.
— Зачем нам доктор? — свекровь отстранилась. — Мы прекрасно себя чувствуем. Нам просто нужно закончить ремонт.
Доктор Соколова мягко улыбнулась.
— Нина Павловна, давайте присядем, — она указала на диван. — Я знаю про дом на Вишнёвой. Расскажите мне о нём больше.
В глазах свекрови промелькнуло что-то похожее на облегчение. Наконец-то кто-то понимал.
Пока они разговаривали, Антон отвёл меня в сторону.
— Я должен был заметить раньше, — его голос дрожал. — Последние полгода мама звонила всё реже. Говорила сбивчиво. А когда я предлагал приехать, всегда находила причины отказаться.
— Что сказал врач? — спросила я.
— Похоже на деменцию, — он провёл рукой по волосам. — У мамы и у Валерия Сергеевича. Они создали общий воображаемый мир, который кажется им реальнее настоящего. Синдром супружеского заражения — редкое явление. Они укрепляют иллюзии друг друга.
Я посмотрела на кухню, где свекровь теперь оживлённо рассказывала доктору про яблоневый сад.
— Что теперь будет? — тихо спросила я.
— Их нужно обследовать, — Антон сжал мою руку. — Может, лекарства помогут. Но им точно нельзя оставаться одним.
— Ты хочешь, чтобы они жили с нами? — я почувствовала, как сжимается сердце.
Он покачал головой.
— Нет. Им нужна профессиональная помощь. Есть хорошие места для пожилых людей с такими проблемами. Я поеду с ними, помогу обустроиться. Это будет нелегко, — он посмотрел мне в глаза. — Прости, что втянул тебя в это.
— Ты не виноват, — я обняла его. — Никто не виноват.
В следующие дни наша квартира превратилась в странную смесь больницы и переговорной. Приходили врачи, социальные работники. Нина Павловна то впадала в ярость, то безутешно плакала, не понимая, почему все вокруг говорят, что её дома на Вишнёвой никогда не существовало. Валерий Сергеевич с каждым днём всё больше уходил в себя, словно улитка в раковину. Смотрел сквозь нас, будто мы стеклянные.
Через неделю мытарств мы пристроили их в пансионат — «Солнечная роща». Место оказалось пристойным — светлые коридоры, запах свежести, а не лекарств. Медсёстры с человеческими лицами, не замученные. Окно в их комнате выходило прямо на молодой яблоневый сад. Нина Павловна, прилипнув к стеклу, вдруг ожила: «Гляди-ка, Валерочка! Наши яблоньки подросли как!»
Антон пробыл с ними двое суток, обживая, обустраивая, обнадёживая. Когда вернулся — черты заострились, под глазами круги, но в самих глазах что-то новое. И плечи распрямились, как у бывшего грузчика, скинувшего многопудовый мешок после долгой смены.
— Доктор говорит, таблетки должны выровнять их состояние, — выдохнул он, падая рядом на диван. — Но, Маш, былого уже не вернёшь. Время… оно съело что-то в их головах.
Я взяла его за руку.
— Мы справимся. Будем навещать их каждую неделю.
Он кивнул, впервые за долгое время улыбнувшись по-настоящему.
— Знаешь, они ведь и правда были такими. Ну, мама и мой покойный отец. До моих пятнадцати мы жили в доме с садом. Не на Вишнёвой — на Сиреневой. Но внешне очень похоже на то, что описывала мама. Отец действительно сам чинил крышу.
А потом его не стало, дом пришлось продать… — он замолчал, глядя в окно. — Она просто хотели вернуться в то время, когда были счастливы. А ее новый муж подхватил эту идею.
Я прижалась к нему, вдыхая родной запах. За окном начался дождь — лёгкий, весенний, смывающий следы зимы. Наша квартира постепенно возвращалась к прежнему виду. Вещи становились на свои места, запахи и звуки — снова нашими.
— А знаешь, — задумчиво сказал Антон, — может быть, мы действительно обновим обои в гостиной. И купим яблоневые саженцы для дачи, которую ты хотела.
Я улыбнулась, ощущая тепло его руки. Забавно устроена жизнь — иногда нужно оглянуться назад, чтобы не заблудиться впереди. Только не застревай там, в прошлом, как муха в янтаре.
А замки… что ж, самые надёжные висят не на дверях. Двери — они что? Сегодня открыты, завтра заперты. А вот сердце… его держи нараспашку, даже если в него иногда задувает так, что хочется выть.