На кухонном столе лежали свадебные приглашения — безупречные, выверенные до мелочей, словно речь шла не о простой паре Оли и Максима, а о королевской свадьбе. Ольга в очередной раз пересчитала их, будто исчезновение хотя бы одного могло отменить торжество и отправить всех гостей обратно оформлять возврат билетов.
«Двадцать восемь… двадцать девять… Чёрт, а что, если Пашка всё-таки притащит свою Юлю с её силиконовыми «достоинствами»?» — подумала она, глядя на стопку так, будто та могла ответить.
Максим сидел за ноутбуком, делая вид, что работает, но на деле боролся с каким-то непонятным багом в коде и мечтал исчезнуть куда-нибудь подальше от всего этого свадебного хаоса. В Тюмень, например. К друзьям. Где никто не будет требовать немедленно выбрать оттенок салфеток.
— Максим, ты не думаешь, что рассадочные карточки лучше сделать в золотистых тонах? Они будут сочетаться с цветочными композициями, — задумчиво произнесла Ольга, проводя пальцем по образцу бумаги, словно ждала, что он заговорит: «Выбери меня, я идеальный!»
Максим оторвался от экрана, взглянул на неё с выражением человека, которого вот-вот расстреляют за измену родине, и сказал:
— Дорогая, честно говоря, я даже не знаю, что такое цветочные композиции. Полностью доверяю тебе. — И снова уткнулся в экран, надеясь, что его оставят в покое.
Ольга вздохнула. С одной стороны, приятно, что он доверяет, но с другой… бесило. Как будто он просто «предмет интерьера». Хотя за три года отношений Максим всегда был таким — согласным со всем, что скажет женщина. Их свадьба должна была стать логическим завершением офисного романа, начавшегося с фразы «У тебя кофе пролился».
— Кстати, мама звонила, — как бы невзначай заметил Максим, потягиваясь за чашкой кофе, хотя на самом деле бросал информационную бомбу.
Ольга застыла. В руках — приглашение, в глазах — лёгкая нервная дрожь.
— Но мы же уже заказали торт две недели назад. Трёхъярусный. Малиновый. Ты сам выкладывал фото в группу, — сказала она с интонацией врача, обнаружившего забытый инструмент внутри пациента.
— Я знаю, знаю, — Максим поднял руки, как перед проверкой налогов. — Она просто хочет быть в курсе. У неё есть знакомый кондитер. Он делал торт для юбилея тёти Клавы.
Ольга сузила глаза.
— А тётя Клава теперь кто? Эксперт по десертам?
— Я ей так и сказал, — буркнул он, прячась за ноутбук. Как мышка в норке.
Ольга устало опустилась на табурет и потерла виски. Светлана Петровна. Конечно же. Эта женщина была как Wi-Fi: везде, всё слышит и лезет во все дела. То ресторан ей не нравится, потому что там не её подруга хозяйка. То букет «слишком простой». То вдруг появляется какой-то троюродный племянник её коллеги, который, оказывается, фотограф с дипломом.
Стук в дверь прозвучал, как выстрел. И вот она — Светлана Петровна собственной персоной, как главнокомандующий на инспекции. Вошла так, будто требовала, чтобы все встали и исполнили гимн.
— Здравствуйте, мои дорогие! — радостно объявила она, словно готовилась взять под контроль организацию свадьбы. — Решила заглянуть! Посмотреть, как вы тут справляетесь!
— Мам, ты бы хоть предупредила… — пробормотал Максим, вставая, как собака на поводке, и чмокая её в щёку.
— Сюрпризы полезны для сердца! — махнула она рукой и уверенно направилась к кухне. — А это что? Окончательные приглашения? М-м-м… Шрифт современный, но какой-то… без души.
Ольга стиснула зубы. Вдох. Выдох. Ещё вдох. Остановилась на цифре «пять». Классика.
— Добрый день, Светлана Петровна. Да, окончательные. Уже отправлены в печать.
— Жаль-жаль… — сделала вид, что разочарована, но глаза заблестели от предвкушения. — А у меня тут кое-что есть…
На стол легла огромная папка. Будто в ней хранились не идеи, а планы захвата мира.
И началось. В течение часа Светлана Петровна размахивала распечатками, вырезками, схемами и даже графиком вечера. «Голуби — во время клятв!», «Тамада — проверенный! У дочки замминистра работал!», «Видеограф с дронами!» — всё сыпалось, как из рога изобилия.
Ольга терпела. Но вот он, предел.
— Светлана Петровна, вы не понимаете… — голос дрожал не от слёз, а от ярости. — Всё уже заказано. Всё. Оплачено. Подписано. Нам осталось только не сойти с ума за эти две недели.
— Деньги? — взмах руки. — Я готова вложиться. Ради сына. Когда ещё я его увижу в смокинге?
Максим переминался с ноги на ногу, словно ему срочно нужно было в туалет, но он не решался спросить, где он находится.
— У нас всё запланировано. До мелочей, — отрезала Ольга. — Включая первый танец, который мы репетировали три месяца. Кстати, это пасадобль.
— Максимушка, ты танцуешь? — глаза свекрови округлились. — Ты? Ты же чуть не убил физрука на выпускном своим вальсом!
— Мы брали уроки, — вклинилась Ольга, не дав Максиму даже рта раскрыть. — У профессионала. Он отлично двигается. Если его не отвлекать советами.
Атмосфера стала такой плотной, что её можно было намазывать на хлеб.
Светлана Петровна вскинула брови, словно её попросили отказаться от пенсии.
— Что ж… посмотрим, что из этого выйдет, — произнесла она с холодной вежливостью хирурга перед операцией.
Ольга кивнула. Максим продолжал делать вид, что пишет код. Компьютер, кстати, был давно выключен.
А на столе всё так же лежали те самые приглашения. Невинные бумажки, не подозревавшие, сколько нервов и психотерапии они стоили.
Свекровь измерила Ольгу взглядом так, будто та явилась наниматься на должность министра, а не просто выбрать музыку для первого танца.
— Уверена, что движения простые, — проговорила Светлана Петровна с кислой улыбкой. — А я, между прочим, в молодости занималась бальными танцами. Профессионально. Даже диплом получила в Польше.
Ольга чуть не подавилась воздухом. Вот оно.
— Мам, — влез Максим, стараясь сохранять улыбку, хотя чувствовал, как его затягивает в семейную драму. — Я уверен, мы обязательно потанцуем с тобой тоже. Но первый танец — ну ты же знаешь, он всегда для молодожёнов. Такая традиция.
— Конечно-конечно, — с фальшивой любезностью кивнула Светлана Петровна и захлопнула папку так, будто хотела кому-то прищемить пальцы. — Не буду мешать. Кстати, Ольга, ты уже выбрала платье?
— Да, — коротко ответила Ольга, мысленно взывая к вселенной: «Только не предлагай поехать на примерку. Я не выдержу ещё одного «модного суда».»
— И какое платье? Пышное? Или то, что сейчас модно, узкое, как рыба? — продолжала допытываться Светлана Петровна.
Ольга уже набрала воздуха, чтобы вежливо, но с сарказмом ответить, но тут снова вмешался Максим:
— Это будет сюрприз, — ловко перехватил он у матери папку с идеями. — Мам, спасибо за советы, правда, но нам нужно ещё много чего обсудить. Время не ждёт.
Когда дверь за свекровью наконец закрылась, Ольга опустилась на стул, словно только что разгрузила фуру. Без помощи рук.
— Максим, ты вообще понимаешь, что она никогда нас не отпустит? Ни сегодня, ни завтра, ни после свадьбы. Никогда! У неё в голове сериал называется «Мать и собственность».
— Она просто хочет помочь, — пожал плечами Максим, будто это была не проблема. — Ей скучно. Пенсия, дом, кот, кроссворды — вот и придумывает себе роли.
— Дело не в скуке, Максим! — Ольга подошла к окну, глядя вдаль с таким выражением, будто ожидала увидеть там грузовик с надписью «Свобода». — Она хочет контролировать всё. Нашу жизнь. А я даже боюсь представить, что будет, когда речь зайдёт о внуках. Пропишется у нас и начнёт планировать, как их пеленать и во сколько кормить.
— Перестань, — Максим обнял её сзади, положив подбородок на плечо. — Мы вместе, и это главное. Остальное — как-нибудь решим. В крайнем случае, переедем в Тверь.
День свадьбы начался красиво — солнце светило через тюль, птицы пели, а телефон звенел так, будто готовился взлететь.
Ольга проснулась рано. Хотя визажист и парикмахер должны были прийти только через час, тревога уже сидела внутри, точа печень. Телефон мигал сообщениями от подруг, координатора, какой-то тёти из Тамбова, и, конечно же, от неё.
Светлана Петровна прислала смс:
«Дорогая, надеюсь, ты не волнуешься. Всё будет прекрасно, особенно торжественная часть. У меня есть пара идей для ведущего, созвонюсь с ним утром.»
Ольга уставилась на экран. «Какие ещё идеи? Мы же всё утвердили неделю назад!» — мысленно выругалась и тут же позвонила Максиму. Без толку. Он, вероятно, был с друзьями, пытаясь уговорить галстук лечь ровно.
Церемония прошла почти безупречно. Кремовое платье, сияющая невеста, жених, который светился, как новогодняя гирлянда. Даже Светлана Петровна не устроила сцен. Хотя её наряд… Если бы он был белее, её могли бы принять за главную героиню вечера. Но это было сделано со вкусом. Со вкусом тихой пассивной агрессии.
Ресторан встречал гостей канапе, шампанским и бодрым ведущим. Ольга выдохнула: может, я зря всё накручивала? Может, Светлана Петровна действительно смирилась и решила не мешать?
Ага. Как бы не так.
Когда ведущий объявил первый танец, зал ожил, как на концерте. Люди расступились, зааплодировали. Максим протянул руку. Музыка заиграла — та самая песня, под которую они когда-то встретились.
Ольга вдохнула, закрыла глаза и… всё. Магия. Танец, как по нотам, как в кино. Смеющиеся гости, вспышки камер, шампанское на губах, и он — её человек, ведущий её в этом танце.
И тут — хлоп. По плечу. Резко. Сцена оборвалась.
Ольга обернулась — а там она. Вся в кружевах, с глазами, как у хищной птицы.
— Отойди, я с сыном потанцую! — заявила Светлана Петровна, протягивая руку к Максиму, будто он сейчас скажет «мамочка» и побежит.
Зал замер. Даже музыка, казалось, притихла. Кто-то прыснул, но большинство сделали вид, что смотрят в пол или в потолок.
— Мама, что ты делаешь? — Максим не отпустил руку Ольги, но выглядел так, будто его сейчас распнут между двумя женщинами.
— Максимушка, ну что ты… Мы же с тобой должны потанцевать! Ты мой единственный сын! Я тебя одна растила! Один танец — это же не преступление!
Ольга почувствовала, как внутри закипает. Это был не просто танец. Это был вызов. Демонстрация власти.
— Максим, — тихо, но так, что все услышали, — ты выбрал меня или продолжаешь быть маминым мальчиком?
Бах. Тишина. Только музыка играет, но уже никто не чувствовал романтики.
Максим метался взглядом между двумя женщинами. На лице — война. В голове, наверное, тоже.
— Мама… — начал он и аккуратно высвободил свою руку из её цепкой хватки. — Ты обязательно потанцуешь сегодня. Но сейчас — это наш момент. Уважай его. Пожалуйста.
Светлана Петровна, как актриса второго плана, поняв, что сцена не её, скривилась и прошипела:
— Вот как теперь со мной разговариваешь? Из-за неё?! Я тебе всю жизнь, а ты…
Ольга хотела сказать «и тебе спасибо», но решила оставить это на потом.
Музыка оборвалась так резко, что зал будто провалился в немую паузу. Ни скрипа стула, ни вздоха — только шёпот, как перед началом третьего акта. Кто-то отвернулся, делая вид, что срочно надо обсудить температуру шампанского, кто-то искал вилку. А кто-то просто смотрел, не мигая, как на аварию: страшно — но не оторваться.
Ольга выдохнула. Не театрально, не «ах», а как человек, у которого под ногами взорвался миномёт. Отпустила руку Максима, повернулась и пошла к выходу. Спокойно, уверенно. Без криков, без театра, без трясущихся губ. Просто шла. Прямая спина, ровная походка. Высоко поднятая голова, как у человека, который знает: если сейчас не уйдёт — разобьётся.
Подруги переглянулись. Анна подскочила и пошла за ней, бросив каблуки так, что официант вздрогнул.
Максим остался стоять. Посреди танцпола, как статуя в витрине: ни туда, ни сюда, ни с кем. Глаза — туда, где скрылась его жена. Потом — на мать. Та сияла, как утренний гламур в провинциальной парикмахерской.
— Ну, теперь мы можем потанцевать, — с нежной наглостью сказала Светлана Петровна, цепляя сына под руку. Будто ничего не случилось. Будто не взорвала весь вечер.
— Мама, ты хоть понимаешь, что ты сейчас устроила? — Максим осторожно освободил руку. Не грубо. Но окончательно.
— Я хотела просто быть частью праздника, — обиженно произнесла Светлана, как будто ей отказали в бесплатном кофе. — Я ж тебе не чужая. Я мать, в конце концов!
Из зала — шёпот, будто кто-то прокомментировал особо скандальный момент сериала.
— Надо же… Такое вообще бывает? — кто-то из гостей. Громко. Очень кстати.
— Что, теперь торт тоже для мамы? — добавил Виктор, друг Максима, весело, но с подтекстом. Он стоял у края, с бокалом, и видно было — держится из последних сил, чтобы не заржать.
Несколько гостей прыснули. Кто-то прикрыл рот салфеткой, кто-то просто опустил глаза.
Светлана Петровна покраснела. Не просто вспыхнула, а пошла пятнами. И лицо, и шея, и даже уши.
— Как вы смеете! — вскинулась она, вцепившись в клатч, как в последнюю надежду. — Я просто хотела радости! Это был праздник! Моего сына!
Максим почувствовал, как стыд ползёт по спине, как холодный пот. Он не злился — не успел. Просто впервые в жизни понял: она не понимает, где стоп. Никогда не понимала. А он всегда позволял. Всегда.
— Я пойду, найду Ольгу, — произнёс он ровно, без эмоций, и вышел.
Ведущий, почувствовав напряжение, как будто в зале случился невидимый взрыв, решил спасать ситуацию. Шутки, музыка — всё, чтобы разрядить обстановку.
— А сейчас, дорогие гости, приглашаем всех на танцпол! Давайте зажигать!
Музыка снова загремела, но атмосфера уже не та. Люди танцевали, улыбались, но делали это через силу. Все понимали, что произошло что-то серьёзное. И каждый думал: «А вдруг у меня будет такая свекровь? Или хуже — а вдруг я сам такой?»
Максим нашёл Ольгу в небольшой комнате отдыха. Там стоял лёгкий запах лаванды и чего-то дорогого, успокаивающего. Она сидела на диване, спина всё так же прямая. Анна стояла рядом, что-то шептала ей — возможно, что-то вроде «да забей ты, всё норм», но слова терялись в тишине.
Увидев мужа, Анна кивнула и вышла, закрыв за собой дверь.
— Оля, я… — начал Максим, но она сразу подняла руку, останавливая его.
— Не сейчас, Макс, — сказала она, не глядя на него. Голос был холодным, как скользящий по стеклу лёд. — Если ты не положишь этому конец прямо сейчас — я сделаю это сама. Я не хочу начинать нашу жизнь, как в анекдоте про тёщу с ключами от квартиры.
Максим молчал. Что сказать? Её слова были правдой. Он просто не справился. Всегда было проще уступить, отмахнуться, сделать вид, что ничего не происходит.
— Я всё исправлю, — наконец произнёс он. — Обещаю.
Вечер продолжался. Люди ели, пили, танцевали, фотографировались для соцсетей. Ольга держалась с достоинством, с лёгкой улыбкой, словно ничего не случилось. Но внутри, вероятно, бушевало что-то вроде пожара в котельной.
Светлана Петровна сидела за столом, как генерал на пенсии: с бокалом вина, выражением лица «это не ко мне» и тяжёлыми взглядами в сторону молодожёнов. Будто думала: «Я вас прощаю, но вы это ещё вспомните».
Позже, когда большинство гостей уже разошлись, она подошла к сыну. Тот собирал подарки, читал открытки, улыбался криво.
— Максимушка… Ну ты не сердись, — мягко, почти ласково. Голосом, который обычно используют, чтобы уговорить кота вылезти из шкафа. — Я хотела как лучше. Просто быть рядом. День-то важный.
Максим выпрямился. Посмотрел ей в глаза. Без злости. Просто взрослый человек смотрел на взрослого человека.
— Ты всё испортила, мама. И это не первый раз. Но сегодня — уже слишком.
— Что ты такое говоришь? — ахнула она. — Я всю жизнь посвятила тебе! Всё ради тебя!
— Именно поэтому ты должна была уважать мой выбор. Этот день. Эту женщину рядом. То, что ты сделала — это не любовь. Это попытка контролировать. А мне это больше не нужно.
Светлана Петровна замерла. Не физически, а морально. Как будто её ударили чем-то мягким, но очень тяжёлым.
— Это она тебя настроила… — прошептала она.
— Нет, мама. Это ты сама всё устроила. И довела до того, что я должен выбирать. Я выбрал.
На следующее утро они уехали. Неделя на море, солнце, коктейли — как способ очистить душу. Ольга перестала проверять телефон. Максим прослушал голосовые: мать металась между «прости» и «ты меня предал», иногда совмещая оба в одном сообщении.
Через пару дней после возвращения позвонила сама. Ольга взяла трубку, не моргая.
— Ольга, нам нужно поговорить, — начала Светлана Петровна без «здравствуйте», без «как дела». — Ты очень обидчивая. В семье так нельзя. Всё бывает. Надо уметь прощать.
— Я не обижена, — спокойно ответила Ольга. — Я всё поняла. И больше не позволю вам вмешиваться в нашу жизнь.
— Как это — не позволишь? — свекровь задохнулась от возмущения. — Я мать Максима! У меня есть право…
— Любить сына — да. Разрушать наш брак — нет, — чётко и уверенно. — Если вы не можете это понять, нам придётся сократить общение.
Потом трубку взял Максим. Разговор был долгим. Не ссорой — просто взрослым разговором.
Прошло несколько месяцев. Светлана Петровна не звонила. Отвечала на сообщения сухо, не приходила на ужины, дулась всем, чем могла.
И вдруг, в день их первой годовщины, она пришла. С букетом. С бутылкой вина. И — впервые — без претензий.
— Я, наверное, не самая удобная мама… — тихо, за ужином. — Просто трудно отпускать единственного сына.
Ольга смотрела на неё, не отводя глаз.
— Но я стараюсь, — добавила Светлана. — И буду стараться.
Никто не вскочил, не зааплодировал, не расчувствовался. Но это был шаг. Шаг к чему-то, что может сработать. Если никто не сломается.
Позже, лёжа в постели, Ольга повернулась к мужу.
— Знаешь, всё могло быть хуже. Могла ведь и в торт лицом засунуть.
Максим рассмеялся и прижал её к себе.
— Спасибо, что не сдалась. И что заставила меня наконец повзрослеть.
А тот неловкий первый танец? Он стал не провалом, а точкой. Точкой отсчёта. С него началась настоящая семья. Не с идеальной свадьбы. А с выбора. Настоящего.