— Мама, Наташа замышляет против тебя зло, — предупредил Марии Семёновны её умерший сын. — Не принимай от неё ни еды, ни питья. Ей нужен наш дом, мама. Она хочет извести тебя. Выгони её как можно скорее…
Накануне Мария Семёновна увидела своего покойного сына во сне. Григорий подошёл к ней, взял за руку и сказал, что очень скучает.
— Мама, — тихо произнёс он, — я знаю, ты тоже скучаешь по мне. Помни, я всегда рядом, даже если ты меня не видишь. Я буду оберегать тебя.
Мария Семёновна отстранилась, чтобы заглянуть сыну в глаза. В его взгляде светились нежность и забота, и она не смогла сдержать слёз.
— Я так скучаю по тебе, сыночек, — прошептала она, вытирая щёки. — Не могу поверить, что тебя больше нет рядом.
— Приходи ко мне почаще, мама. Мне так хорошо, когда ты рядом…
Мария Семёновна кивнула, чувствуя, как внутри разливается тепло. Она снова обняла сына, стараясь запомнить каждую секунду этого мгновения. Григорий улыбнулся, погладил её по щеке и сказал:
— Я люблю тебя, мама, — а затем растворился в ярком свете. — И всегда буду любить.
Мария Семёновна проснулась с лёгкой улыбкой на губах. В душе зародилась надежда, что её сын действительно продолжает присматривать за ней. Утром пенсионерка решила отправиться на кладбище, чтобы исполнить его просьбу.
После внезапного порыва прохладного ветра Мария Семёновна поплотнее застегнула пальто и медленно поднялась с низкой скамейки. Взглянув на деревянный крест с фотографией сына, она едва слышно прошептала:
— Пойду я, сыночек… Как-нибудь ещё зайду…
Она двинулась между могилами и вскоре оказалась у выхода с кладбища. Обернувшись напоследок, она торопливо перекрестилась и направилась домой. Этот маршрут она повторяла уже несколько месяцев, с тех самых пор, как её сын внезапно ушёл из жизни.
Григорию было всего тридцать. Последние годы он жил в городе вместе с женой Натальей, которую Мария Семёновна искренне недолюбливала. Она считала, что именно из-за этой женщины её сын ушёл из жизни слишком рано. На то были причины: постоянные ссоры из-за того, что Наталья не работала и не занималась хозяйством, стали причиной серьёзной болезни Григория. Даже после двух операций он быстро угасал, ведь Наталья, по его словам, не только игнорировала рекомендации врачей, но и не готовила ему необходимую диетическую пищу. Эти воспоминания лишь усилили неприязнь Марии Семёновны к невестке, которая после смерти сына переросла в настоящую ненависть.
На похоронах Григория Мария Семёновна даже не взглянула на Наталью, стоя в стороне с его друзьями и коллегами. Сама Наталья, также не питавшая к свекрови теплых чувств, постоянно насмехалась над ней и распространяла сплетни. После этого они больше не виделись.
Спустя некоторое время до Марии Семёновны дошли слухи, что Наталья нашла нового мужчину и уехала в Москву. Но правда это или нет, она проверять не стала, вскоре забыв о существовании невестки.
Подходя к дому, Мария Семёновна заметила соседа, Павла Егоровича, сидящего у её ворот. Он читал газету, прислонившись спиной к палисаднику. Не услышав её приближения, он вздрогнул, когда его газета вдруг исчезла из рук. Так как старик был слегка глуховат, Мария Семёновна наклонилась к нему и громко спросила:
— Что ты тут делаешь, Егорыч?
Павел Егорович поднялся, размял затёкшие ноги и махнул рукой куда-то в сторону.
— Тебя дожидаюсь, — ответил он, тоже повысив голос. — Хотел предупредить: у тебя гостья была. Только что ушла. Молодая девушка, представилась Натальей.
Мария Семёновна побледнела, поняв, о ком речь. Схватив соседа за рукав, она потащила его за собой, доставая ключ от ворот. Когда они оказались дома, она поставила чайник на плиту и предложила Павлу Егоровичу сесть.
— Когда, говоришь, эта Наталья приходила? — спросила она после долгого молчания. — Не объяснила, зачем ей нужно было со мной встретиться?
Павел Егорович покачал головой.
— Не знаю, — ответил он. — Полчаса стучала в твои ворота, пока я не вышел и не сказал, что тебя нет. Она утверждала, что ей срочно нужно с тобой увидеться. Немного посидела со мной, а потом ушла, возможно, в магазин.
Павел Егорович немного помялся, потом надел свою потёртую ушанку, которую носил круглый год, и направился к двери.
— Пойду я, Семёновна, — пробормотал он. — Каша на плите не доварилась. Может, зайду позже.
Когда он ушёл, Мария Семёновна сняла с плиты закипевший чайник, налила молока проголодавшемуся Барсику и села у окна, размышляя о том, что могло понадобиться невестке. Но не успело пройти и десяти минут, как кто-то нетерпеливо постучал в ворота. Подойдя к окну, Мария Семёновна увидела Наталью. Со вздохом накинув пальто, она вышла во двор и открыла ворота.
— Зачем пришла? — холодно спросила Мария Семёновна.
Наталья поправила выбившиеся из-под платка пряди и, состроив скорбное выражение лица, виновато улыбнулась.
— У меня тут… беда случилась, — произнесла она, указывая на чемодан и большую клетчатую сумку у своих ног. — Вчера был пожар. Осталось только это. Не пустишь переночевать хотя бы на недельку?
Мария Семёновна снова недовольно скривилась, но неожиданно для себя махнула рукой, приглашая Наталью войти.
— Переночевать… — проворчала она, поднимаясь по ступенькам. — Куда ещё тебе податься? Зачем в такую даль ехала…
Наталья вдруг остановилась и обиженно надулась.
— Если не рады, так сразу и скажите! Пойду к другим, раз здесь непрошенная. Я думала, мы родня, а выходит… Да ну вас!
Схватив свои вещи, она решительно зашагала прочь, но Мария Семёновна поймала её за руку.
— Ладно, не обижайся, — примирительно улыбнулась она. — Живи сколько нужно, мне не жалко. Пойдём, чаем напою.
Услышав это, Наталья просияла и начала благодарить свекровь за помощь в трудную минуту. Затем она быстро вошла в дом и стала ждать, пока Мария Семёновна разогреет ужин. Когда стол был накрыт, Наталья с жадностью набросилась на свою порцию супа и не остановилась, пока тарелка не опустела.
— Может, расскажешь про пожар? — спросила Мария Семёновна после ужина. — Как всё произошло?
Наталья покраснела, словно не ожидала этого вопроса, и закрыла лицо ладонями.
— Ну, я проснулась ночью от запаха гари: занавески горели, потом огонь перекинулся на обои и мебель… — заговорила она дрожащим голосом. — Я схватила, что попалось, и выбежала из квартиры. Потом потеряла сознание от дыма, и меня увезли в больницу. Говорят, из-за старой проводки. Может, где-то замкнуло…
Мария Семёновна усмехнулась и с подозрением посмотрела на невестку.
— Странно. Григорий совсем недавно менял проводку, меньше двух лет назад. Он тогда у меня денег занимал, говорил, что на светильники не хватает.
Наталья побагровела и громко фыркнула, отчего Барсик, сидевший рядом, подпрыгнул и юркнул под стол.
— Откуда мне знать? Может, он плохо сделал! Или напряжение скакнуло, или соседи тайком подключились. Если не верите, поезжайте в город и проверьте сами!
Мария Семёновна строго взглянула на неё, призывая успокоиться.
— Ладно, не сердись. Это я так, старушечье ворчание, — сказала она спокойно. — Всё бывает. Я тебя ни в чём не обвиняю. Давай-ка лучше спать ложиться, уже поздно.
Она отвела Наталью в дальнюю комнату, застелила старую кровать и, когда невестка улеглась, вернулась в дом. Долго сидела у окна, слушая, как где-то вдалеке насвистывает соловей, размышляя, что делать дальше. Так и не найдя ответа, отправилась спать.
На следующее утро, оставив Наталью хозяйничать, Мария Семёновна направилась туда, куда ездила каждые две недели, — в приют для сирот неподалёку от посёлка. Там её ждала девятилетняя Варя, черноволосая девочка с грустными зелёными глазами, внучка покойной подруги Марии Семёновны, Ольги, умершей от рака.
Купив в магазине сладостей, она села на автобус и через полчаса была на месте. Едва войдя в приют, Мария Семёновна была встреченной Варей, которая бросилась к ней и обняла так крепко, что ей пришлось потрудиться, чтобы высвободиться. Отведя девочку в сторону, она вручила ей пакет с подарками и усадила её на колени.
— Вовка и Мишка меня обижают, — пожаловалась Варя, жадно уплетая шоколадку. — Вчера они спрятали мой портфель, и воспитательница меня отругала. Мне тут плохо! Я хочу домой…
Мария Семёновна погладила её волосы и печально улыбнулась.
— Я знаю, — тихо сказала она. — Потерпи немного. Может, я смогу забрать тебя отсюда. А пока… будь сильной, как твоя бабушка.
Варя облизала испачканные шоколадом пальцы и задрала носик.
— Вы правда заберёте меня? — горячо прошептала она. — Я буду жить у вас?
Чтобы не обнадёживать девочку слишком сильно, Мария Семёновна просто кивнула и ущипнула её за щёку. Посидев немного, она взглянула на часы и поставила Варю на пол.
— Мне пора, Варюша, — улыбнулась она, поправляя воротник её кофты. — Я скоро приеду. Привезти тебе что-нибудь особенное? Куклу или книгу?
Варя задумалась и энергично затрясла головой.
— Нет, у меня всё есть, — ответила она, опустив глаза. — Просто приезжайте. Я буду ждать…
Мария Семёновна смахнула слезу, попрощалась и быстрым шагом направилась к выходу. Хоть ей и хотелось забрать бедняжку, комиссия отказывала в опеке из-за её возраста и одиночества. Но каждый раз, лгая Варе, что скоро заберёт её, Мария Семёновна чувствовала себя виноватой. Однако без этой лжи девочка теряла надежду, и этого старушка допустить не могла.
Вернувшись домой, Мария Семёновна застала Наталью во дворе, где та развешивала выстиранное бельё. Попросив невестку присесть, она рассказала про Варю и предложила помочь оформить опеку.
— Может, ты возьмёшь её себе? — осторожно предложила она, поглядывая на Наталью с надеждой. — Ты сможешь остаться здесь, дом большой. За Варю будут платить деньги, и неплохие…
Выслушав свекровь, Наталья странно посмотрела на неё и презрительно усмехнулась.
— Ни за что, — покачала она головой. — Своих детей Бог не дал, так чужих я точно не возьму. На что мне этот беспризорник? Да и как воспитывать ребёнка без мужика?
Мария Семёновна, обессилев, дрожащими руками теребила свой старый берет.
— Ну, мужик — дело наживное, их тут много… — слабо возразила она. — А заботы о Варе я на себя возьму. Она будет числиться только на тебе по документам. Я бы тебя прописала здесь…
Когда Наталья услышала слово «прописка», её глаза алчно блеснули, и она быстро окинула взглядом дом. Оценив его размеры, она вскочила и вернулась к белью в тазу.
— Не знаю, мне нужно подумать, — сказала она, избегая взгляда свекрови. — Это не тот вопрос, который решается с бухты-барахты.
— Подумай хорошенько, — попросила Мария Семёновна, тоже поднимаясь. — Варе в приюте очень тяжело. Каждый день там тянется как два. Помни об этом.
Она решительно зашагала к дому, оставив Наталью наедине с мокрым бельём.
Время шло, но Наталья продолжала жить у свекрови, не собираясь никуда уезжать. Её показное трудолюбие испарилось, как утренний туман. Целыми днями она либо валялась на диване перед телевизором или занималась маникюром, либо пропадала где-то до вечера, возвращаясь навеселе. О просьбе Марии Семёновны удочерить Варю она давно забыла. Перспектива получить прописку в доме перестала её волновать, и она беззаботно жила за чужой счёт, не испытывая ни капли сострадания ни к сироте, ни к свекрови.
Когда терпение Марии Семёновны лопнуло, она загнала невестку в угол и выдвинула жёсткий ультиматум.
— Либо ты начинаешь искать работу, либо собирай манатки и убирайся, — процедила она, прожигая взглядом растерянную Наталью. — Три месяца ты сидишь у меня на шее! За это время можно было уже чем-то заняться, а не шляться по деревне или лежать перед телевизором.
Наталья гордо вскинула голову, уселась в кресло и закинула ногу на ногу.
— И где я здесь найду работу? — фыркнула она, презрительно глядя на свекровь. — В уборщицы, что ли, идти?
Лицо Марии Семёновны исказилось от злости, и она так сильно топнула ногой, что пол задрожал.
— Ой, посмотрите на неё, какая принцесса, — съязвила она. — В уборщицы ей, видите ли, стыдно. А я всю жизнь в больнице санитаркой проработала и ничего. И ты привыкнешь.
Наталья презрительно фыркнула и закусила губу.
— Посмотрим ещё, кто тут принцесса, — пробурчала она, отворачиваясь к окну.
К счастью для неё, Мария Семёновна не расслышала последней фразы. Наталья быстро скрылась за дверью, а свекровь долго сидела в темноте, обдумывая, как повлиять на невестку.
Все попытки Марии Семёновны образумить Наталью оказались бесполезными. Та не хотела ни работать, ни помогать по дому, а вскоре начала открыто грубить и вести себя так, будто дом принадлежал ей. Даже упрёки Павла Егоровича, частого гостя Марии Семёновны, не действовали.
— Не ваше дело, — зло отвечала Наталья, когда старик пытался её образумить. — Идите к себе и командуйте там. Здесь мы сами разберёмся.
Но настойчивый сосед продолжал призывать её к порядку, игнорируя её выпады. Однажды, не застав Наталью дома, он предложил Марии Семёновне выгнать наглую нахлебницу.
— Выбросьте её вещи на улицу, и дело с концом, — сказал он, заметив усталость соседки. — Зачем вы её терпите? Я бы давно отходил её ремнём и выгнал. Она же настоящая мегера.
Мария Семёновна замахала руками.
— Как-то нехорошо, — смущённо пробормотала она. — Родственница всё-таки. У неё беда была, пожар. Да и некуда ей идти: родителей давно нет. Я всё надеюсь, что она образумится…
Павел Егорович хмыкнул, но затем серьёзно посмотрел на Марию Семёновну.
— Недавно встретил вашу Наталью в хозяйственном магазине, — вспомнил он, потирая бороду. — Выбирал лопату, когда услышал, как она спрашивает у продавщицы крысиный яд. Продавщица дала ей пузырёк с жидким ядом, а Наталья воровато оглянулась и сунула его в сумку. Вы не знаете, зачем он ей понадобился?
У Марии Семёновны похолодело внутри.
— Не знаю, — выдохнула она. — У меня давно нет крыс, Барсик всех передушил. Странно это. Вы точно не ошиблись?
Павел Егорович покачал головой.
— Нет, какой тут обман, — отмахнулся он. — Я сам покупал такой же яд недавно. За сутки пять крыс издохли. Следите, чтобы она вас ничем не потчевала. Всякое может быть. Пригрели вы змею на своей шее…
После его ухода Мария Семёновна приняла сердечные капли: от новости о странной покупке невестки её сердце колотилось как сумасшедшее. Успокоившись, она решила не торопить события и подождать.
Марии Семёновне снова приснился сын Гриша. Он стоял у двери и тревожно смотрел на неё.
— Мама, — тихо сказал он, — не принимай ничего из рук Натальи.
— Почему, сынок? — спросила Мария Семёновна, чувствуя, как сжимается сердце.
— Она… она не та, за кого себя выдаёт, — ответил Гриша, его голос дрожал. — Будь осторожна.
Мария Семёновна проснулась в холодном поту, сердце её колотилось как сумасшедшее. Она понимала: это был не просто сон. Всю жизнь она полагалась на интуицию, и сейчас та кричала ей: «Опасность!»
Уже на следующий день, когда Мария Семёновна вернулась из приюта, Наталья предложила ей выпить чая, который заранее приготовила. Дождавшись, пока свекровь усядется за стол, она налила ей полную чашку и бросила несколько кусочков сахара.
— Что на тебя сегодня нашло? — усмехнулась Мария Семёновна, помешивая напиток. — Прямо не узнаю тебя…
Наталья довольно улыбнулась и вдохнула ароматный пар от чая.
— Да так, решила сделать вам приятное, — быстро проговорила она без намёка на искренность. — Мы всё время ссоримся: это неправильно, не по-родственному. Надо найти компромисс. Я подумала и решила поехать с вами к этой Варе. Зачем держать ребёнка в казённом доме? Оформим документы и заберём её к нам. Скоро осень — соберём девочку в школу, сделаем приятное и ей, и себе.
Мария Семёновна, делая вид, что рада услышанному, блаженно зажмурилась и откинулась на спинку стула. Но внезапно, будто услышав какой-то звук с огорода, резко прильнула к окну и вскрикнула:
— Господи, Барсика какая-то собака дерёт! Загрызёт ведь! Что сидишь, Наталья? Беги, выгони её!
Наталья, вскочив с места, схватила кочергу у печки и выбежала на улицу, а Мария Семёновна быстро поменяла чашки местами и стала ждать её возвращения. Наталья, оббежав огород и никого не найдя ни Барсика, ни пса, вернулась в дом и швырнула кочергу на пол.
— Никого там нет, — пробурчала она, сделав глоток из своей чашки. — Вам показалось!
Допив чай, она поднялась и снова направилась к выходу, но у самой двери вдруг упала и схватилась за голову.
— Жжёт! — закричала она, катаясь по полу. — Как больно! Боже мой, я умираю!
Её лицо побледнело, глаза налились кровью, голос стал хриплым и прерывистым.
— Врача! — прохрипела она, умоляюще глядя на свекровь. — Позвоните в скорую!
Мария Семёновна подскочила к ней и сильно встряхнула за плечи.
— Отравить меня хотела? — крикнула она, игнорируя стоны невестки. — Отвечай! Хотела меня убить?
Наталья мотнула головой и обмякла.
— Хотела… — прошептала она, теряя сознание.
Мария Семёновна осторожно опустила её на пол, затем подошла к телефону и вызвала «скорую».
— Вот ведь правда, пригрела змею на своей шее, — пробормотала она, кладя трубку. — До чего доводит доверие…
Через час, когда медики увезли Наталью, Мария Семёновна рассказала обо всём полицейским, которые приехали по вызову. В качестве свидетеля она позвала Павла Егоровича. Сосед подтвердил, что видел, как Наталья покупала яд. Полицейские, закончив короткий допрос, уехали, не предъявив Марии Семёновне никаких обвинений.
— Спасибо, что спасли мне жизнь, — улыбнулась она, оставшись наедине с соседом. — С моим больным сердцем я бы точно не пережила это чаепитие. А Наталья… Молодая, выкарабкается. Только на порог я её больше не пущу.
— И правильно, — поддержал её Павел Егорович. — Я давно говорил, чтобы ты выгнала эту нахлебницу.
Мария Семёновна смущённо опустила глаза и начала накрывать на стол, а сосед раскурил свою старую трубку, наполнив кухню сизым дымом.
— Знаешь, о чём я тут подумал, — неуверенно произнёс он, выпуская кольца дыма. — Ты одна сколько лет живёшь, я тоже один… Может, нам вместе…
Он замялся и посмотрел на соседку, надеясь, что она поймёт его мысль.
— Что, предлагаешь сойтись? На старости лет? — рассмеялась Мария Семёновна.
Павел Егорович едва не выронил трубку и покраснел.
— А что? Хорошая идея, — вдруг засмеялась она. — Жаль, что раньше до этого не додумались. Уже давно бы Варю забрали.
Павел Егорович облегчённо вздохнул, выбил пепел из трубки в блюдце и поднял чашку с чаем.
— Ну, за нашу совместную жизнь! — провозгласил он, обращаясь к Марии Семёновне.
— За нас! — ответила она со смехом.
Через пару месяцев после всех событий судьба наконец улыбнулась Марии Семёновне: комиссия разрешила ей взять опеку над Варей. Кто радовался больше — девочка или старушка, было неясно, но обе они светились счастьем всю дорогу домой, постоянно улыбаясь друг другу. Наталья больше не появлялась. Мария Семёновна знала, что та жива, но встречаться с ней не желала. Господь ей судья.