Тамара смотрела на Валентина Константиновича и снова убеждалась: её отношение к нему осталось прежним — ни на долю не изменилось. И он, как всегда, встречал её тем же пристальным, полным неприязни взглядом.
Когда-то, очень давно, ещё до того, как она глупо влипла в историю и попала за решётку, Тамара была его наставницей. Он только начинал свой путь в медицине, а она уже считалась опытным специалистом. Но молодой человек, как выяснилось, вовсе не стремился исправить своё скверное начало. Постоянно получал от неё замечания — и не просто так, а заслуженно. А теперь посмотри на него! Ещё не старый, но уже с животиком, еле помещается за столом. Заведующий отделением! Да что за времена такие!
— Тамара Николаевна… — протянул он, будто savouring каждый слог её имени. — Зачем ходить вокруг да около? Мы оба взрослые люди. Я взял вас на работу. Да, взял. Просто чтобы самоутвердиться.
Она сухо, чуть криво улыбнулась.
— Конечно. Вы ведь всегда были женщиной… э-э… умной. Более того — врачом. Понятно, что сейчас никто вас по специальности не примет. Даже медсестрой — это почти фантастика. А вот должность санитарки — могу предложить. Хоть завтра.
Валентин расплылся в самодовольной, противной ухмылке.
— Ну, ничего другого я и не ожидала.
— Как вы хотели? С вашим послужным списком! Вы должны быть благодарны даже за это, Тамара Николаевна.
— Благодарна… Когда приступать?
— Найдите старшую медсестру, она всё объяснит. Всего доброго, Тамара Николаевна.
Тома постаралась выйти ровно, со спокойной осанкой, не давая ему возможности насладиться её унижением. И ведь прав, чёрт побери! Её действительно нигде не брали. Ни по профессии, ни вообще. Все дело в тех проклятых семи годах тюрьмы. За то, что она… да, убила собственного мужа.
История банальная. До боли некрасивая. И такая старая, что уже давно стала для неё частью сердца, точнее — его раной. Она любила свою работу. Отдавала ей всё — время, силы, мысли. Мужу же этого было мало. Ему хотелось, чтобы вся её жизнь крутилась вокруг него. Сначала он унижал её словами — жестокими, режущими, хуже ударов. Потом начались побои. За каждое опоздание с работы — удар. И с каждым разом всё сильнее.
Постепенно Тома стала тревожной, дерганой, легко впадающей в истерику. Однажды, когда муж окончательно потерял контроль и казалось — вот-вот убьёт, она схватила первую попавшуюся вещь. Не глядя. И ударила его изо всех сил по голове. Это была чугунная сковорода. Тяжелая. Хорошая. Тома всегда ценила качественную посуду — парадокс, но именно эта любовь спасла ей жизнь.
Никто потом не поверил, что дома у неё творилось такое. Уважаемый человек был её муж: улыбался всем, помогал приютам… А вот о ней к концу их жизни судили иначе. О побоях Тома никому не рассказывала — слишком стыдно было. А вот её нервные срывы на работе остались не unnoticed.
Отсидела положенные семь лет. Полный срок. После освобождения — ни родного дома, ни денег, ни работы. Родственники мужа быстро забрали квартиру. Приютила тетка, но сразу предупредила: «Долго вместе не проживём». Прямо сказала. Объяснила просто: привыкла жить одна, любит порядок. Если немного передвинуть предмет — уже мучает дискомфорт. Они будут ссориться не из-за чего-то важного, а просто потому, что рядом.
— Ты пойми, Томочка… — говорила тетка, аккуратно поправляя статуэтку на полке. — Я тебя люблю, ты мне дорога. Но нам с тобой долго не ужиться. Мне нужен мой порядок. Мы будем ссориться.
Тамара понимала, что тетя права. И была ей благодарна за честность. Обещала найти себе жильё, устроиться, не сидеть на шее. Пока — хоть какую-нибудь работу. Потом — искать дальше. Надеяться. Найти. Непременно.
Из тех, кто работал раньше в больнице, почти никто не остался. Об этом ей, чуть ли не на ухо, поведала баба Нюра — санитарка с тридцатилетним стажем, которая все эти годы была просто бабой Нюрой.
— Из-за этого самодура и вора! — возмущённо плюнула женщина. — Из-за него все разбежались!
Тамара мягко улыбнулась:
— Баб Нюр, может, он просто немного глуп и высокого мнения о себе?
— Ничего подобного! Походишь здесь — сама всё поймёшь! Господи, что на свете творится! Врача не хватает, а хорошего врача — в санитарки?! Ужас, одно слово!
С этими словами баба Нюра схватила ведро и швабру и ушла мыть полы, причитая себе под нос и крестясь на каждом шагу.
Тамара Николаевна отработала немного, но очень скоро поняла, что баба Нюра не преувеличивала. В больнице царил настоящий хаос. Не просто бардак — полнейший развал. Люди сами приносили лекарства родным, лежащим в палатах. Пациенты приезжали в стационар со своим постельным бельём.
Что касается еды в столовой — лучше и не вспоминать. Только один вопрос не давал Томе покоя: так было везде, по всей стране? Или только здесь, в этой больнице?
Как-то разговорилась с одним из врачей. Тот устало махнул рукой:
— У нас — пик. Самый настоящий.
— Почему? Что нас отличает? Когда я здесь работала, такого беспредела не было!
— А потому что раньше было что воровать. А сейчас, когда не из чего, но хочется — вот и получается такой вот «порядок».
— Да уж… И почему все молчат? Я уже не первый слышу, кто говорит про воровство.
— Предлагаете заявление написать? — усмехнулся врач. — Это глупо. Нет доказательств. А бардак… он сейчас везде. Не удивлюсь, если наверху давно не знают, что и кому они там выделяют.
Тамара узнала много нового. Например, что теперь у больниц появились спонсоры — люди, которые перечисляют деньги на разные нужды. Еще она услышала, что один из таких «благодетелей» сейчас лежит в этой самой больнице, причем в лучшей палате. Для него готовят еду отдельно, за ним закреплена личная медсестра… В общем, всё как положено — только бы он не догадался, что в остальной части лечебницы царит настоящий упадок.
Хотя, если верить пожатиям плеч медсестёр, ему, возможно, уже всё равно, что тут происходит. Потому что он… умирал. Врачи пытались бороться, меняли препараты, подбирали новые схемы. Но улучшений не было. Как сказала баба Нюра:
— Жалко его… Добрый человек был. И Валентину нашему не раз задавал жару! А теперь вот и сам прилёг…
Тамара долго не могла понять:
— Если у него столько денег, почему он просто не поедет лечиться за границу?
— Алексей Григорьевич, этот самый спонсор, будто махнул рукой на всё. Ему ничего не нужно, Томочка Николаевна. Ни до чего ему нет дела. И возраст, говорят, не старый — пятидесяти, наверное, ещё нет.
Когда вечером после отбоя в отделении воцарилась тишина, Тамара решила зайти к нему в палату. Хотелось взглянуть на этого миллионера. Причём интерес её был не просто к умирающему человеку — здесь дело было совсем в другом.
Ещё в институте Тамара и её коллеги бились над созданием препарата именно от этой болезни. Со временем те, кто всерьёз занимался исследованием, стали отсеиваться. К тому моменту, когда все разъехались по своим больницам и поликлиникам, эта тема оставалась актуальной лишь для неё одной.
Понятно, что продвинуть такое средство в клинические испытания в одиночку — задача почти фантастическая. Но Тамара время от времени возвращалась к своим записям, пересматривала расчёты. Ведь там не было ничего невозможного — просто идеально точные пропорции обычных препаратов.
Из этих компонентов получалась своего рода гремучая смесь, действующая точно в нужном направлении. Только вот ни на ком её не проверяли. Поэтому про побочные эффекты можно было только гадать. Полная неопределённость.
— Можно?
Мужчина медленно повернул голову:
— Да.
Тамара тихо вошла, села рядом и внимательно посмотрела на пациента. Да, всё сходилось. Все симптомы совпадали с теми, что они изучали так много лет назад.
— Как вы себя чувствуете?
— А как, по-вашему? — Он окинул её взглядом, в котором не было привычной апатии. — Вы ведь не врач?
— Ну… не сейчас.
— Это как?
Тамара горько улыбнулась.
— Наверное, расскажу вам свою историю. Чтобы вы не думали обо мне хуже, чем есть.
В глазах мужчины проскользнуло любопытство.
— Слушаю. Интересно.
Она говорила минут двадцать, прежде чем замолчала, закончив рассказ. Мужчина глубоко вздохнул.
— Да уж… История. Достойная пера любого детективщика. И каково вам работать под началом Валентина Константиновича?
— А как вы думаете? — Тамара вздохнула. — По-хорошему, его давно пора выгонять!
— Но пусть этим занимаются другие? — в его голосе прозвучала лёгкая ирония.
— Почему не вы? Вы же видите, что творится вокруг?
— То, что я вижу, меня вполне устраивает. Хотя… мне было бы интересно знать: вы ведь пришли не просто так? Не за жалобами на начальство?
— Нет! Конечно, нет! Не для этого. Я даже не знаю, как объяснить… В общем…
Наверное, впервые за последние десять лет Тамара так много говорила. После рассказа она почувствовала, как устала. Язык словно шуршал во рту. Пациент кивнул на тумбочку:
— Там вода есть. Вообще… очень занятно. Сколько мне дают ваши врачи?
— Примерно месяц. Простите…
— Да бросьте! Я не ребёнок. Хочется жить. А через сколько я умру, если ваше лекарство не поможет?
— Не знаю… Оно может не сработать. Но одного мы были уверены — оно не причинит вреда. И сейчас тоже уверены.
— Значит, я ничего не теряю. Совсем ничего. Правда?
— Правда.
— У меня появился… маленький, почти невидимый шанс. Сколько раз принимать?
— Всего три раза, с интервалом в неделю.
— Я согласен. Что нужно?
— Деньги. Нужно купить препараты. Они недорогие, но… как вы понимаете, у меня сейчас ничего нет.
— Дайте телефон.
Он дрожащей рукой набирал номер. Минут через десять у Тамары в кармане запищал телефон.
— Тогда до завтра. Я снова в ночную.
Когда Тамара вечером пришла на работу, её уже ждали. Не только Алексей — этот умирающий «спонсор», но и ещё один человек. В кабинете заведующего её вызвали сразу.
— Ну и что ты себе позволяешь?! — Валентин Константинович буквально подскочил. — Я тебя взял на работу из жалости! А ты… Эх, я дурак! Наивный! Как можно было доверять человеку, который только что вышел из тюрьмы?! Я еле убедил наших благотворителей не отправлять тебя обратно за решётку! Благодари, что есть добрые люди! Да как ты могла — забирать лекарства, на которые нам выделяют средства?! Продавать их! Без лечения остались пациенты! Вон отсюда! Уволю по статье!
Он даже не дал ей сказать ни слова, просто вытолкал из кабинета. Лишь теперь Тамара, как от холодного душа, поняла: он же взял её именно для этого — чтобы списать на неё свои тёмные делишки. На бывшую заключённую.
Слёзы тут же навернулись на глаза. Она бросилась к своей подсобке — там висел её халат. Но вдруг остановилась. Алексей ведь ни в чём не виноват. Он ждал! А вдруг лекарство сработает? Тогда он сможет навести здесь порядок. Тамара буквально ворвалась в палату, достала из кармана свёрток.
— У нас всего несколько минут!
— Подождите… Что случилось? Вы плачете?
— Некогда объяснять! Ваши друзья-спонсоры взяли Валентина за горло, кто-то пожаловался — и он всё быстро списал на меня, будто я собралась выносить и продавать лекарства! Алексей, времени совсем нет! Если меня здесь застанут — просто выкинут на улицу! Давайте руку! Не бойтесь! Главное — не бояться!
Она осторожно начала вводить препарат, прося мысленно, чтобы никто не помешал. Самое первое время… должно было немного подействовать.
И как раз вовремя. Тамара уже подходила к своей каморке, когда из-за угла показалась целая делегация. Во главе — Валентин. Они направлялись прямо к палате Алексея. Надолго там не задержались. Похоже, пациенту стало хуже.
Вышли, и Валентин с явной злорадством бросил:
— Наш любимый пациент недолго протянет.
Мужчины вздохнули и разошлись по своим делам.
Утром Валентин первым делом направился в палату Алексея Григорьевича — нужно было всё подготовить. Собрать анализы, оформить бумаги. Ведь смерть не за горами, а значит, важно всё документально уладить, чтобы потом ни у кого не возникло лишних вопросов.
Он вошёл — и замер как вкопанный. Даже рот приоткрылся от изумления: Алексей сидел на кровати и… пил чай! Целый месяц, если не больше, он не мог даже сесть.
— Здравствуйте, Валентин Константинович!
— Здравствуйте… — врач машинально потер глаза, будто не верил своим словам.
— Не стоит так волноваться. Можете прислать санитарку? Или лучше санитара — мне бы хотелось принять душ, а самому пока не получается.
Валентин молча кивнул, ошеломлённый, и буквально выскользнул за дверь.
Тамара нервно ходила по комнате взад-вперёд. Сегодня ровно неделя прошла с того момента, как она сделала первый укол Алексею. А вдруг он не приедет? Значит, лечение не помогло? Или… просто потерял интерес?
Она то начинала одеваться, то снова раздевалась, не находя себе места. Нервы сдавали. Тетка, наконец, не выдержала:
— Томка! Сядь уже! Перестань метаться! Ты же не маленькая! Сама говорила — человек серьёзный, бизнесмен. Если забыл адрес — найдёт. Из больницы узнает. Так что сиди и жди! И помолись только, чтобы всё было хорошо. А то ведь в следующий раз тебя лет на двадцать засадят! Зачем вообще ввязалась?!
Едва тетка закончила свою тираду, как у подъезда резко затормозила машина. Из-за руля выпрыгнул мужчина, обошёл вокруг, открыл дверь с пассажирского места и помог кому-то выйти.
— Это он! Тетя, это он! Он сам идёт! Вы видите?!!
Тетка улыбнулась, хотя и старалась держаться строго, чтобы Тамара не решила остаться у неё навсегда. Но в душе ловила себя на мысли: как же ей стало легче с Томой рядом. Здесь всегда всё готово, уютно, чисто… и можно обнять, и выслушать, и просто поговорить.
— Вижу… — тихо сказала она. — Молодец, Томка…
После второго укола Алексей задержался у них почти на весь день. Пили чай, разговаривали. На третий укол он приехал рано утром и остался до самого вечера. Рассказал, как Валентина «усадили» на место, как в больнице потихоньку начали меняться правила.
Перед уходом он немного смутился и спросил:
— Тамара… можно я приглашу вас в ресторан?
Она посмотрела на него. Потом тихо произнесла:
— Вы ничего не забыли? Я ведь… отсидела.
Алексей улыбнулся:
— А я в детстве у одноклассников обеды из портфеля воровал.
Тома удивлённо посмотрела на него… и вдруг рассмеялась. По-настоящему, от души. Так давно она не смеялась.
— Ну… тогда, конечно, да.
А тетка, услышав это, отвела взгляд к окну.
— Спасибо… — шепнула она. — Хорошая девка Тамара… Она заслуживает счастья.