Анна проснулась раньше всех — как обычно. Или, точнее, вообще не спала. Ночью соседи сверху устраивают танцы с акцентом на стульях, Сергей храпел так, словно отбивал атакующую бронетанковую армию, квартиру пахла вчерашней гречкой, которую никто даже не попробовал. Анна взглянула на себя в зеркало, слегка пригладила распанрёные волосы и направилась на кухню.
Сразу же раздался звук домофона.
— Ну вот, произошло… — пробормотала она. — Генерал прибыл.
Из подъезда доносились цоканье каблуки Марии Николаевны — женщины с осанкой командира, сердцем из временных перестроек и без малейшего замечания о визите. В руках — сумка, набитая банками. Щёки румяные, взгляд — ледяной.
— Здравствуй, Аннушка, — произнесла она с еле скрытым пренебрежением, так называемой невесткой «тряпкой».
— Добрый день, Мария Николаевна, — ответила Анна с натянутой улыбкой, — проходите. Хотите чаю?
— Нет, я компот свою привезла. Домашний. Не тот, что вы пьёте — из этих ваших пакетов. — Она специально оформлена на коробке сока, как будто это был объект судебного разбирательства.
Анна мысленно ждала. У нее была стратегия: минимум слов, максимум терпения. Хотя последнее таило шанс быстрее, чем ее фигура после родов — быстро и без проблем на восстановление.
— А где Сергей?
— На работе. Сказал, задержится. Проект критический.
— Конечно. Ты же ему нормально питаешься не даёшь. Бедный мальчик…
Анна чуть не рассмеялась. «Мальчику» — сорок три. Он весит девяносто четыре килограмма и по ночам, думая, что она сплюнула, ложкой доставляет варенье прямо из банки. Без хлеба. С благоговением, как это называется шоколадом.
— Я готовлю то, что он просит, — спокойно ответила Анна. — Вчера делала курицу с розмарином.
— Господи, зачем всё усложнять? Мужику нужно простое! Обычное! Суп, картошка, котлеты! А ты его, как в ресторане, хочешь усадить!
Анна молча налила себе кофе и села за стол.
— Это ты опять в пижаме? — удивилась свечевь. — Утро давно, а ты всё ещё не одета. Удивительно, как мой сын тебя вообще выбрал. Привык, видимо, к контрасту после первой жены…
— А о бывшей давайте лучше помолчим, — сухо оборвала Анна. — У нас здесь не клуб воспоминаний.
— Конечно! Боишься, что правду скажу! — взвизгнула Мария Николаевна. — Та, между прочим, знала, как мужа уважать. И у сына карьера тогда росла. А сейчас что? Он у тебя под каблуком. Полы моет, ребенок нянчит. Мужчина! Кем стал?!
Анна встала. Ее голос стал холодным и резким.
— Он стал отцом. С поднятыми руками. И я с ним общаюсь, а не управляю им по громкой связи. Вас это, кажется, шокирует.
Свекровь закатила глаза.
— Что с вашим поколением? Все обидчивые, все слабые. Жить нормально не умеете. Квартира в ипотеке, ребенок воспитывает маму, а вы тут романтику развели. Телевизор с сотней каналов, а мозгов — ни одного.
Анна подошла к холодильнику, достала банку с соленьями, оставила Марию Николаевну в прошлый раз и поставила на стол с громким стуком.
— Это что такое?
— То, что вы забыли. Плесень уже пошла. Мы хотели выбросить, но я подумала — может, вы специально так маринуете, «натурально»?
— Ах вот как?! — возмутилась свечь. — Теперь я вам ещё и с отравой прихожу?!
Дверь распахнулась. Вошёл Сергей — раньше времени, в помятой рубашке, с ручкой за ухом.
— Мама? Вы чего так громко? Всё в порядке?
— Всё «в порядке», сынок, — театрально произнесла Мария Николаевна. — Пока ты работаешь, твоя жена тут же издевается над моими банками. Пришла с добром — а мне соленья в лицо!
Сергей взглянул на банку. Плесень была. И запах — как на складе просроченных продуктов.
— Мам, ну ты сама понимаешь, она не нарочно…
— Конечно! Вы тут против меня договор устроили! Ладно! Я не гордая. Но раз уж так — давай, сынок, скажи своей жене, что ты хотел со мной обсудить… наследство.
Анна резко обернулась.
— Какое наследство?
Сергей смущённо поправил воротник:
— Мама… Я хотел сам потом поговорить…
Мария Николаевна села, выпрямилась как палка и заговорила с наклоном:
— У нас в Подольске есть квартира. После дяди. Я ее оформила на себя. Я хотела бы передать тебе. Но при одном фундаменте.
— Каким?
— Чтобы ты развелся с этой женщиной.
Тишина повисла такая плотная, что было слышно, как часы издеваются над происходящим.
— Мама, ты что, с ума сошла? — потрясённо спросил Сергей.
— Нет, я в своем уме. Не хочу, чтобы моего добро досталось тем, кто не ценит семью и труд.
Анна горько рассмеялась.
— То есть вы предлагаете мне ребенка и мужа в обмен на недвижимость?
— Не лезь! — рякнула Мария Николаевна. — Я к тебе вообще не собираюсь иметь никаких отношений!
— Отлично, — голос Анны стал ледяным. — Тогда давайте сразу проясним: эта квартира — моя. Или, точнее, мой и мой брат. Сергей здесь просто прописано. Так что если вы хотите раздать наследство с условием — делайте это в Подольске, среди плесени и моли. А здесь — у вас нет правого слова.
Лицо свечи оббледнело.
— Это шантаж?
— Нет. Это реальность.
Анна подошла к двери и широко распахнула ее.
Сергей стоял, как вкопанный. Смотрел то на мать, то на жену. И впервые за много лет — молчал.
— Пойдёшь со мной? — крикнула мать.
— Мама… нет, — прошептал он. — Я остаюсь.
Она ушла, оставив после себя духи, капустный рассол и чувство беспомощности.
Анна опустила голову на руки.
— Вот это утро… — прошептала она. — А я даже кофе не допила…
На секунду на пороге появился высокий мужчина с дорожной сумкой и хитрой усмешкой.
— Ну что, снова одна разруливает семейные войны? — усмехнулся он. — Здравствуй, сестра.
Анна подняла глаза. В них блеснула искра.
— Дима… ты приехал?..
— О да. И как всегда — в самый нужный момент. Вижу, у вас тут… жарко.
На кухне пахло недопитым кофе, капустными драмами и чем-то родным. Дима, такой же высокий, как и раньше, в помятой футболке и с видом отличника, который однажды напился и написал контрольную у двоечника, стоял на пороге. Улыбка — во всю роту. За спиной — сумка, в глазах — азарт.
— Ты вовремя, — сказала Анна, возвращаясь в образе старшей сестры.
— Я знаю. Я ведь не просто брат — я как пожарный. Мне позвонит, когда горит. Только не дом — голова.
— Я тебя не звала.
— Сам приехал. Сергею написал, он всё рассказал. Сказал: «Хотя кто-то пусть с ней поговорит». Я думаю: муж в стороне, значит, брат — в бой.
Анна фыркнула:
— Спасибо, теперь у меня наконец-то проблема.
— Не проблема, гордость, — Дима обнял ее. — Даже мама с тобой не спорит, просто боится тебя немного.
— Ага. Особенно после сегодняшнего.
Анна коротко пересказала всё, что произошло: про квартиру при условии развода, про плесень и явную свечу. Дима внимательно слушал, с выражением лица, которое обычно бывает у хирургов, рассматривающих серьёзную опухоль.
— То есть она серьезно считает, что может передать сыну квартиру, если он разведётся?
— Да. И с таким видом подписывает трансляцию или приговор. Или сразу и то, и другое.
— А Сергей?
— Он стоял. Молчал. Потомел меня. Но не с интересом, а как будто с обречённостью. Словно ему предложили сделать выбор между испорченным огурцом и недоваренным мясом. А хорошо — ничего.
Дима, очевидно, вытащи из сумки бутылку вина.
— Это вечером. А утром я тебе задам вопрос: ты правда хочешь, чтобы она продолжала существовать здесь, как к себе домой?
— Конечно, нет. Но она — его мать.
— А ты — человек. И ещё у тебя есть брат. Который остается продолжительностью.
Анна посмотрела на него с сомнением.
— У тебя же работа…
— Я в отпуске. Да и пора повторить твои свекрови, что в этом доме есть не только вход — но и выход.
На следующее утро Мария Николаевна снова пришла — в новое плаще, бывшая разведчица, возвращающаяся на поле боя.
— Ну-ка, кто это у нас? — прищурилась она на Диму.
— Это тот, у кого есть доля в этой квартире, в отличие от вас, — спокойно ответил он. — И кто не пытается давить на чувства, пряча свои игры за банками с вареньем.
— Слышь, долговязый, я — мать!
— Значит, тем более вы знаете, как себя вести. Потому что здесь — не ваш дом. Вы гость. Ведите себя спокойно или воспользуйтесь дверью.
Анна видела, как впервые за все время ее свечение побледнело не от оскорбления, а от злости. Губы задрожали, то есть желе после тряски.
— Сергей знает, что ты так со мной разговариваешь?
— Конечно. Я даже могу показать распечатку и видео. В память о погибших.
— Ты вообще кто такой?! В чужой семье никто!
Дима подошёл ближе. Без крика, без лишних движений.
— Я — тот, кто был рядом, когда Анна плакала ночами из-за ваших «мудрых» слов. Кто сделал ей это, когда сын забыл пин-код. Кто привозил их в роддом, потому что ты опять «сработал». Я — твоя семья. Реальная.
Анна свернула, отвела взгляд. Слишком много боли вплыло.
— Вы все с ума сошли! — прошипела Мария Николаевна, хватая сумку. — А ты, Сергей! — явкнула она. — Ты вообще мужчина или…
— Мама, хватит, — наконец сказал Сергей. — Просто… хватит. Дима прав. Ты перегибаешь.
— Я перегибаю?! Это я?! Я тебя одна растила! Ты у меня на шее сиделка, а теперь предаёшь?!
— Это моя жена, — тихо, но твёрдо произнесла Анна. — И мать твоего внука. Если что-то ещё помнишь.
Свекровь оглядела всех, как заговорщиков. Глаза горели, руки дрожали. Будто осознала, что замок давно оккупирован.
— Ладно, — наконец сказала она, почти шёпотом. — Хорошо. Я ухожу. Только знайте: потом не просите помощи, когда всё рухнет.
— Не беспокойтесь, — усмехнулся Дима. — Рухнем в вашем Подольске. Если разрешите, конечно.
Она ушла. Сумка била о ступеньку, как барабан отступающей армии.
Сергей опустился в кресло, будто его кто-то сбил.
— Вы двое — ненормальные, — выдохнул он.
— А ты — слабак, — коротко ответил Дима.
— Пошёл ты!
— Пойду. Но не раньше, чем мы с Анной концовкой разговора. У вас тут слишком много незавершённого.
Анна стояла у окна. Снаружи — спокойствие. Внутри — словно взорвалась плотина.
— Ну что, сестра, — сказал Дима, подходя ближе. — Пора решает. Пока она ушла, а он не передумал.
— А если он передумает?
— Тогда узнаешь, что значит быть не просто любимой, но и защищённой.
Сергей терчашку уже в третий раз. Мыльная пена исчезла, но он всё терял, пытаясь стереть собственную бессилие.
Анна нарезала помидоры острым ножом. Чётко, осторожно, как будто каждый кусочек был ударом в прошлом.
Дима сидел за столом, расслабленно откинувшись. Он знал — финальный близок. Быть свидетелем чужого краха — мерзко, но всегда волнительно.
— Значит, решил всё сдать? — бросила Анна, не поворачиваясь.
— Я ничего не дал, — пробурчал он. — Просто ситуация вышла из-под контроля.
— Серьёзно? Просто «вышла»? Ты стоял как деревянный, пока она думала, что я уничтожу. А теперь говорит — слишком далеко? Может, маршрут уточнешь, куда именно?
— Я не хотел войны…
— О, прекрасно! Я тоже не хотела быть одинокой женщиной тридцати лет с лишним, без мужской поддержки и со свежестью, которая считает меня чужой в моем же доме. Но вот мы здесь. Добро пожаловать в реальность!
Сергей сжал край раковины. В глазах — боль, злость, страх.
— Я тебя люблю, Ань.
— Ты любишь стабильность. Чтобы кто-то готовил, гладил, слушал. А я для тебя кто?
Он обернулся. Синие глаза, которые когда-то казались бездонными, теперь были просто затянутыми мутью.
— Ты — моя жена.
— Была, — резко оборвала она. — Завтра подаю документы. Всё. Я устала. Не хочу больше быть между тобой и ней. Сама с тобой мне лучше.
В этот момент дверь резко открылась. Вошла Мария Николаевна — как всегда без уважения, как в своем доме.
— Опять делите наследство? — со ледяной улыбкой спросила она. — Развелись уже?
— Как обычно, мама, в самый разгар, — с горечью ответил Сергей.
— Я просто наблюдала. Решили: Подольск достанется Катеньке.
Наступило молчание. Холодное, как зима.
— Какая ещё Катеньке? — нахмурилась Анна.
— Моя племянница. Хорошая девочка. Не то что ты.
— То есть я — плохой? Потому что не слушаюсь? Не пользуюсь перед вами?
— Что ты змея! — закричала женщина. — Ты вцепилась в сына, настроила против меня, завела сюда своего брата! Это что, план по захвату?
— Какие вещи, мать твоей?! — рявил Дима. — Вы вообще чувствуете себя? Смотри на себя! Вы носите с Подольском, как с трофеем, сын у вас — с гнильцой, а невестка — на границе!
— Кто ты такой, чтобы совать носить?! — орала Мария Николаевна. — Дармоед! Живёшь за счёт сестры! И лезешь, лезешь!
— Больше сделал для нее, чем вы за всю жизнь! — кричал Дима.
— Все! — поинтересовался Сергей. — Хватит! Я больше не могу!
Он хлопнул двери, оставив их на кухне.
— Гордишься? — прошипела свечь. — Разрушила семью.
— Она уже была разрушена. Ты просто последний гвоздь.
— Думаешь, победила? — сквозь зубы процедила женщина. — Теперь ни мужа, ни нормальной жизни, ни будущего!
— Зато есть свобода. Тихие вечера. И брат, который за меня встанет.
— С братом теперь жить будете? Фу, Господи. Вас даже обсуждать тошно.
— Обсуждать не обязательно, — улыбнулся Дима, протягивая телефон. — Просто напишите, что отказываетесь от претензий. Чтоб не дошло до суда. Мы же цивилизованные?
— Никогда! — выкрикнула она.
— Тогда через суд. Публично. С записями, угрозами, оскорблениями. Я технарь. У нас память хорошая.
Мария Николаевна побледнела. Потом побагровела. Села.
Сергей объявил с вещами. Молча. Посмотрел всех. И сказал:
— Мы с Анной разводимся. И с тобой больше не общаюсь. Никогда.
Она вылетела из квартиры, как торнадо. С хлопком двери.
Тишина. Но уже другая. Чистая.
Анна опустилась на стул. В глазах — пустота. Но внутри что-то выпрямилось.
— Ну вот и всё, — прошептала она.
— Нет, — мягко улыбнулся Дима. — Вот теперь начинается.
Он налил ей вина. Полный бокал. Просто так. За свободу. За конец, который стал началом.