— Без хирургического вмешательства ей не выжить, — донеслось до Фёдора Васильевича. — Добывайте средства. Процедура крайне непростая, бесплатно её никто не выполнит. Времени у вас в обрез. Есть возможность где-то раздобыть финансы? Может, есть имущество, которое можно реализовать?
Фёдор Васильевич глубоко вдохнул бодрящий весенний воздух, пропитанный ароматами влажной земли, гниющих дубовых листьев и хвои, после чего перевёл взгляд на измотанную долгой дорогой внучку. Она сидела, опустив голову, и ласково поглаживала своего верного друга — рыже-белого пса по кличке Полкан.
— Прекрасное место, — тихо произнёс Фёдор Васильевич, окидывая взором деревья, покрывающиеся молодыми листочками. — Можно здесь сидеть и любоваться бесконечно. А что с тобой? Почему такая мрачная?
Настя подняла к нему своё румяное лицо и нехотя улыбнулась.
— Да всё в порядке, дедушка, — бодро ответила она, почёсывая Полкана за ухом. — Просто устала. Ты прав, здесь замечательно. Кажется, ничего не изменилось с прошлой весны.
Фёдор Васильевич немного помолчал, после чего начал осторожно расспрашивать внучку о её жизни в городе. Уже третий год Настя училась в колледже на ветеринара, и каждый раз, когда она приезжала домой, дед заваливал её вопросами о том, как обстоят дела в мегаполисе. Настя терпеливо отвечала, иногда повторяя одно и то же по нескольку раз. На этот раз ей пришлось с долей сарказма поведать старику о том, как она провела зиму.
— В общем, ничего особенного не случилось, — со вздохом заключила Настя, наблюдая, как Полкан обследует поляну в поисках куропаток. — Всё как обычно. Разве что…
Она запнулась, размышляя, стоит ли сейчас сообщить деду нечто важное или лучше отложить это до подходящего момента. Но было уже поздно. Фёдор Васильевич заметил тревожные нотки на её лице и нахмурился.
— Короче говоря, я пригласила к нам на выходные своего… приятеля, — наконец призналась Настя, ещё больше покраснев. — Его зовут Дима, мы вместе учимся…
Она приготовилась к потоку вопросов от деда, но тот лишь хлопнул себя по колену и кивнул.
— Что ж, пусть приезжает, — ответил он, подзывая увлёкшегося игрой пса. — Гостей всегда рады видеть. Ладно, пойдём домой, уже вечереть начинает.
Настя, с облегчением выдохнув, подхватила деда под руку, и они направились через поле к видневшемуся вдали дому.
Дима прибыл уже на следующий день, и с его появлением в доме Насти воцарилась напряжённая и тягостная атмосфера. Фёдор Васильевич сразу невзлюбил друга внучки, и, бросив на него косой взгляд, задал несколько прямолинейных и жёстких вопросов, словно вёл допрос. Дима ответил дерзко, чем ещё больше разжёг конфликт между собой и стариком.
Однако главным событием в этом противостоянии стало неожиданное заявление Димы, которое обрушилось на Фёдора Васильевича подобно ледяной глыбе, сорвавшейся с крыши.
— А разве Настя не сказала вам, что мы планируем пожениться? — спросил Дима, ничуть не смущаясь. — Мы давно собираемся это сделать.
От этих слов у Фёдора Васильевича сжалось сердце, и он, едва не упав на стул, гневно посмотрел сначала на гостя, затем на внучку. Настя, встретив его взгляд, сильно задрожала и отвела глаза.
— Прости, что не предупредила…, — попыталась она оправдаться. — Как-то всё времени не было… Я хотела тебе сказать совсем скоро…
Настя, чтобы избежать конфликта, выпроводила Диму из дома и отправила его прогуляться по саду, а сама вернулась к деду. Фёдор Васильевич, бледный как мел, сидел в своём скрипучем продавленном кресле и задумчиво жевал соломинку. Не глядя на внучку, он достал сигарету, сжал её побледневшими губами и прикурил.
— Ох, намучаешься ты ещё с ним, Настасья, — произнёс он таким низким и хриплым голосом, что Насте показалось, будто она слышит его из неисправного проигрывателя. — До весёлой жизни доведёт…
Настя, вскрикнув, бросилась к деду и обвила его узловатую шею руками.
— Прости, дедушка, — шёпотом запричитала она, вытирая слёзы о ворот его рубашки. — Я хотела тебе сказать, только вот…
Фёдор Васильевич строго посмотрел на неё, заставив замолчать, потом мягко отстранил и поднялся.
— Ладно, поплакали, и хватит, — сказал он уже куда спокойнее и мягче. — Выходи за этого своего… Диму. Только знай: я этот брак благословлять не буду и на свадьбу не приду.
Настя попыталась возразить против этого сурового решения деда, но тот снова наградил её колючим, как январский ветер, взглядом и погрозил пальцем. Поняв, что спорить бесполезно, Настя вытерла мокрый нос и выбежала из дома, чтобы всё рассказать Диме.
Свадьба Насти и Димы состоялась спустя две недели, в самом начале июня. Фёдор Васильевич, как и обещал, на неё не явился, хотя получил сразу два приглашения — от внучки и её жениха. Даже приехавшую к нему сваху — мать Димы, Ольгу Петровну, он не пустил даже во двор, отмахнувшись от неё, как от назойливой мухи, чем вызвал недоумение у всех соседей и знакомых.
— Что с тобой происходит, Федя? — спросила его после отъезда свахи соседка, Нина Павловна. — Так нельзя с людьми, это неправильно…
Фёдор Васильевич сверкнул на неё глазами и покраснел.
— Что правильно, а что нет — это мне решать! — воскликнул он, но тут же поник, будто осознал свою вспышку. — Не хочу я иметь с этими людьми никаких дел, понимаешь? Тяжело у меня на душе, чую что-то, но что именно — не могу понять. Не к добру всё это…
Нина Павловна понимающе посмотрела на него и покачала головой.
— Это твоё дело, — ответила она. — Но всё равно так поступать нельзя…
Фёдор Васильевич скрипнул зубами и предложил ей зайти в дом. Когда они устроились за столом, Нина Павловна осторожно спросила:
— А почему ты так взъелся на сваху? Обидела она тебя чем-то?
Фёдор Васильевич шумно отхлебнул чаю и задумчиво уставился в окно.
— Да из-за её сына всё это, — признался он, считая грачей, бродивших по огороду. — Из-за этого Димы… Не понравился он мне, по глазам видно, что не уважает. Всё насмехался, будто надо мной и домом моим издевался… «Моя мама, — говорит, — свой магазин держит, бизнесом занимается». Тьфу! Бизнесмены… И всё дедом Фёдором меня называл, будто у меня отчества нет. А какой я ему дед? Я Настасье — дед, а не ему. А ей я не только дед, но и отец, и мать. С детства её растил, после того как её мать умерла, а отец исчез невесть куда. Дед… Кому дед, а кому — Фёдор Васильевич…
Он закончил свой монолог и в сердцах хлопнул ладонью по столу так, что посуда едва не упала. Нина Павловна, сочувственно вздохнув, поднялась из-за стола и направилась к двери.
— Всё равно, Федя, с внучкой тебе нужно помириться, — посоветовала она, на секунду задержавшись. — Ведь она — единственный твой родной человек. Глядишь, скоро и внуков тебе подарит…
Фёдор Васильевич сделал вид, будто не слышит, и продолжил наблюдать за грачами.
— А я с ней и не ссорился, — пробурчал он, когда за соседкой закрылась дверь. — Чего мне с ней мириться-то?
Тяжело вздохнув и крякнув, он перебрался с табурета на кровать и погрузился в тяжёлый, душный сон.
Прошло почти шесть месяцев с момента бракосочетания Насти. Она навещала деда крайне редко, и в основном оставалась в одиночестве: Дима после знакомства с Фёдором Васильевичем так ни разу и не появился в его жилище. Разговоры внучки и деда стали какими-то вымученными и искусственными, словно между ними выросла преграда. Фёдор Васильевич молчал и смотрел на Настю так, что она невольно отводила глаза или вообще уходила в другую комнату, опасаясь конфликта со стариком.
Даже обычно живой Полкан в такие моменты затихал и прятался под стол, словно провинившийся щенок. Фёдор Васильевич помнил слова своей соседки и осознавал, что где-то ошибается, но вот в чём именно — понять никак не мог. Когда Настя в очередной раз уехала и пообещала вернуться к Новому году вместе с супругом, Фёдор Васильевич поклялся себе, что приложит все усилия, чтобы наладить отношения с ними. Своё обещание он озвучил Полкану, а тот, восприняв его всерьёз, громко тявкнул и запрыгнул к старику на колени.
— Помирюсь, вот тебе крест, помирюсь, — засмеялся Фёдор Васильевич, поглаживая пса по спине, — ещё увидишь, что всё будет хорошо!
Но на Новый год Настя почему-то не приехала. Не появилась она и на Рождество, и на Крещение, и на остальные праздники, да и даже не позвонила, что было весьма странно, учитывая, что Настя часто звонила деду по любому поводу, предпочитая телефонные беседы личным встречам. В начале марта, так и не получив от внучки никаких известий, Фёдор Васильевич сильно забеспокоился и собирался ехать в город, как вдруг получил шокирующую новость о том, что Настя находится в больнице. Бросив всё и примчавшись туда, Фёдор Васильевич увидел лежащую без движения внучку, руки и ноги которой были скованы гипсом.
— Привет, дедушка, — болезненно улыбнулась ему Настя, — как здорово, что ты приехал…
Когда заботливая медсестра принесла Фёдору Васильевичу успокоительное и усадила на стул, Настя рассказала деду о том, что они с мужем попали в аварию. То, что она выжила при столкновении легковушки Димы с многотонным фургоном, её совсем не удивляло: куда страшнее для Насти было другое.
— Дима меня бросил, — дрожащим голосом сообщила она, протянув деду загипсованную руку, — когда он узнал, что я больше никогда не смогу ходить, он просто ушёл, и я… Я не знаю, что мне теперь делать…
Она беззвучно заплакала, и слёзы потекли по её щекам на белую наволочку. Фёдор Васильевич вытер своим платком лицо Насти и мягко улыбнулся, хотя у него самого тоже непроизвольно наворачивались слёзы.
— Ничего, всё уладится, — принялся он утешать то ли внучку, то ли самого себя, — даст Бог, не пропадём…
Настя еле заметно кивнула и закрыла опухшие глаза.
Через месяц, когда Настю выписали из больницы, Фёдор Васильевич забрал её домой. Оказавшись среди родных стен, Настя постепенно начала поправляться: вскоре местный травматолог снял с её рук и ног надоевший гипс, и Настя стала заново учиться пользоваться своими конечностями. Если с руками дела шли хорошо, то ноги Насти по-прежнему оставались деревянными и безжизненными, будто сделанными из бревна.
Причиной тому был повреждённый в нескольких местах позвоночник, который принял весь удар в страшной аварии. Настя не могла ни передвигаться, ни даже подняться на ноги: с трудом научившись сидеть в инвалидном кресле, она часами напролёт смотрела в окно на чернеющую на фоне заснеженного поля полоску дальнего леса и вспоминала те беззаботные дни, когда была здоровой и полной сил.
— Чувствую себя так, будто мне сто пятьдесят лет, — мрачно шутила Настя, когда дед или соседка Нина Павловна интересовались её самочувствием, — или как недоделанный Буратино, которому папа Карло забыл выстрогать ноги. А в остальном всё хорошо.
Подавленное состояние внучки передавалось и Фёдору Васильевичу, и даже Полкану: они оба ходили по дому мрачнее тучи и метались из угла в угол, пытаясь найти себе место. Фёдор Васильевич каждый день отправлялся на почту и скупал медицинские журналы, после чего запирался у себя в комнате и внимательно их изучал, надеясь найти способ вернуть Насте её утраченную способность ходить. Не находя ничего стоящего, он в ярости рвал журналы и сжигал их обрывки в своей большой пепельнице, а пепел выбрасывал в окно. Так продолжалось вплоть до весны, пока в жизни Фёдора Васильевича и Насти не появился Дмитрий.
Дмитрий был сыном Нины Павловны, приятным молодым человеком двадцати семи лет. Последние несколько лет он провёл в Москве, работая там по вахтовому методу: когда работа и столичная жизнь наскучили ему, Дмитрий решил вернуться обратно на малую родину и переехал к матери. Узнав, что за время его отсутствия случилось с Настей, Дмитрий попытался отдать ей все заработанные в Москве деньги, но Настя была непреклонна.
— Нет, — отрезала она, узнав о намерении своего старого друга, — ещё чего выдумал. Оставь деньги себе.
Дмитрий, всегда отличавшийся настойчивостью, снова пошёл в наступление, на этот раз гораздо более осторожное.
— Ради нашей дружбы…, — вкрадчиво произнёс он, переминаясь с ноги на ногу, — денег я ещё заработаю, это не проблема. А вот тебе сейчас наверняка сложно, и эти деньги… если бы их потратить на операцию…
Настя резко повернулась к нему, и Дмитрий замолчал.
— Я ценю твоё стремление помочь мне, но это слишком, — мягко улыбаясь, сказала Настя, разглядывая сильно изменившееся за долгие годы лицо друга, — у тебя мать, ты должен думать о ней. Потрать деньги на неё, ладно?
Дмитрий судорожно кивнул и побежал к двери. Открыв её, он наткнулся на затаившегося в сенях Фёдора Васильевича: тот явно подслушивал их разговор с Настей, сидя, прижавшись ухом к щели в стене. Заметив Дмитрия, старик бодро подпрыгнул и хлопнул его по плечу.
— Я всё слышал, — признался Фёдор Васильевич, когда они с Дмитрием вышли на свежий воздух, — Настасья у меня гордая, вся в меня. Тонуть будет, а протянутую руку не схватит, будет барахтаться до тех пор, пока не захлебнётся или не выберется из воды. Единственный человек, от которого она примет помощь — это я сам.
Он подождал, пока Полкан закончит есть и греметь плошкой, затем обвёл тяжёлым взглядом дом и участок и вздохнул.
— Я тут задумал продать дом, а на вырученные средства отправить Настю куда-нибудь лечиться, — продолжил он, закурив сигарету, — может, где-нибудь в Москве найдётся подходящая клиника: шансы малы, но они всё же есть. Как думаешь, сколько мне дадут за дом и всё вокруг него?
Дмитрий осмотрел ухоженный огород и старую, но всё ещё крепкую громаду дома, построенного руками Фёдора Васильевича, и задумчиво почесал затылок.
— Думаю, миллион дадут, — предположил он, — или около того. У меня тысяч триста на счету имеется, если что добавлю. А может, передумаешь продавать дом? Всё-таки, как-никак, всю жизнь тут прожил…
Фёдор Васильевич устало улыбнулся и выбросил окурок.
— Что ж поделаешь, раз жизнь загнала, — отмахнулся он, поднимаясь, — это ничего, переживу как-нибудь. Куплю какую-нибудь лачугу, вон их сколько пустых стоит.
Фёдор Васильевич и Дмитрий крепко пожали друг другу руки и расстались, размышляя над тем, как помочь Насте. А она, тем временем, не зная о том, что задумал дед, по обыкновению сидела у окна, вязала и беззаботно напевала какую-то песенку, наслаждаясь пьянящим весенним воздухом.
Через две недели, найдя покупателей, готовых дать за дом ровно девятьсот тысяч, Фёдор Васильевич стал потихоньку готовиться к продаже и собирать вещи. Действуя втайне от Насти, Фёдор Васильевич попросил Дмитрия помочь ему с хлопотами, и когда Настя засыпала или отлучалась куда-нибудь из дома, они вместе принимались вывозить имущество. Однажды, когда старик уже нашёл себе небольшой домишко на соседней улице и договорился с хозяином о переезде, он зачем-то принялся наводить порядок на участке, объясняя это тем, что новым жильцам будет приятнее обживать дом.
Разобрав завалы из сломанных веток на одном конце огорода, Фёдор Васильевич перешёл на другой и стал закапывать старую мусорную кучу. Выкопав достаточно глубокую яму, он уже хотел сбросить в неё весь накопившийся за долгие годы мусор, как вдруг дно ямы неожиданно затрещало, и Фёдор Васильевич, не удержавшись на ногах, полетел куда-то вниз. Схватившись в последний момент за лежавшую поперёк лопату, он выбрался на твёрдую землю и испуганно заглянул в образовавшийся проём. Так ничего и не увидев в полной темноте, Фёдор Васильевич сбегал в сарай за фонарём, потом убрал треснувшие доски со дна ямы и посветил в прогал.
— Господи, смилуйся, — воскликнул он, заметив полузаросший гроб, покоившийся в земле. — Что за диво такое?
С огромным трудом отведя взгляд, он стремглав бросился к забору, за которым Дмитрий усердно трудился в своём огороде, и замахал ему рукой.
— Димка, — позвал Фёдор Васильевич хриплым голосом, — Димка! Иди сюда! Перелезай скорее!
Дождавшись, когда сосед окажется на его участке, Фёдор Васильевич провёл его к яме и продемонстрировал находку. Дмитрий отреагировал гораздо спокойнее, хотя его лицо тоже исказила гримаса страха и недоумения.
— Что дальше делать будем? — спросил он у Фёдора Васильевича, который дрожал, словно заяц, завидевший волка. — Вытащим его или так и оставим?
Фёдор Васильевич в ужасе отпрянул, но затем вдруг вскинул голову и зашевелил пересохшими губами.
— Надо бы его достать, — пробормотал он, хватаясь за лопату. — Не годится тут его оставлять, это же огород, а не кладбище. Давай вытянем его оттуда, а потом сообщим куда следует.
Дмитрий согласился с ним, и Фёдор Васильевич принёс из дома длинную верёвку. Бросив один её конец в яму, а другой привязав к тележке заранее подогнанного мотоблока, Дмитрий спрыгнул вниз и обмотал гроб верёвкой. Отдав команду Фёдору Васильевичу занять место за рулём мотоблока, Дмитрий с трудом приподнял тяжёлый дубовый гроб и велел старику начинать движение.
Мотоблок загудел, дёрнулся вперёд, и гроб начал медленно подниматься вверх. Когда он почти достиг поверхности, верёвка внезапно лопнула, и гроб рухнул обратно, едва не придавив Дмитрию ноги. Выругавшись, Дмитрий посмотрел на разлетевшиеся обломки и рухнул на колени.
— Фёдор Васильевич, сюда! — громко позвал он, отгребая руками землю и то, что высыпалось из гроба. — Быстрее! Вы должны это увидеть!
Каким-то чудом услышав сквозь шум двигателя голос Дмитрия, Фёдор Васильевич заглушил мотоблок и бросился к яме. Через секунду, не удержавшись на краю и кубарем скатившись вниз, он уже был рядом с Дмитрием и потирал ушибленную шею.
— Золото! — вдруг закричал он, хватая блестящие кругляшки, выпавшие из гроба. — Золото! Сокровища!
Он начал подбрасывать их в воздух и ловить, словно заправский фокусник. Первым из оцепенения, вызванного удивительной находкой, очнулся Дмитрий: он остановил Фёдора Васильевича тычком в бок и принялся собирать сокровища в свою футболку, превратив её в подобие мешка.
— Гляньте, что тут написано, — прошептал Фёдор Васильевич, переворачивая крышку гроба. — «Ермаков В. А., владелец всего, что здесь находится. Родился в 1856 году, в уезде…» Чёрт возьми! Дальше не разобрать, надпись стёрлась.
Он помог Дмитрию выбросить нагруженную золотом футболку из ямы, затем выбрался сам и оттащил её к кустам смородины.
— Не знаю, кто такой этот Ермаков В. А., но человек он, судя по всему, был весьма состоятельный, — усмехнулся Дмитрий, укладываясь в тени и вытирая со лба пот. — Может, это какой-нибудь ваш дальний предок?
Фёдор Васильевич отрицательно покачал головой и задумался.
— Да нет, богачей у нас в роду не было, — сообщил он, доставая из кармана помятую пачку сигарет. — Прадед был крестьянином, а прабабка работала на обувной фабрике. Здесь, на этом месте, вообще пустырь был, пока я дом не построил. Бог его знает, кто тут раньше жил, может, помещик какой-нибудь или дворянин.
Некоторое время они молча сидели, переваривая впечатления от увиденного. Наконец, затянувшуюся паузу нарушил Дмитрий. Он поднялся, бросил в валявшуюся неподалёку футболку ком земли и весело посмотрел на Фёдора Васильевича.
— Ну, благодаря этому Ермакову теперь нет нужды продавать дом, — сказал Дмитрий, протягивая руку старику. — Тут денег на несколько операций хватит, и ещё останется.
Фёдор Васильевич хлопнул влажными глазами и покачнулся, словно пьяный.
— А как же сдать клад государству? — спросил он, недоумённо глядя на Дмитрия. — Мы же обязаны… Нам ведь процент какой-то дадут… с находки…
Дмитрий засмеялся и замотал головой.
— Дадут, конечно, — парировал он. — Только во что кладут. Не об этом вы сейчас думать должны, дорогой мой. Вам о внучке думать надо, а не о государстве, у которого и так от денег карманы трещат. Ему, сколько ни давай, всё равно мало. Вот что мы сделаем…
Дмитрий забрал золото и отвёл Фёдора Васильевича в прохладный сарай, где поведал ему свой план.
— Я возьму эту часть и отвезу в Москву, — сказал он, отсыпая немного золота в носок. — Там у меня есть знакомый владелец ломбарда: уж он даст столько, сколько нужно, не обидит. Если дело выгорит, загоним ему всё золото, и дело с концом.
Фёдор Васильевич, немного поразмыслив, устало махнул рукой.
— Делай как знаешь, — согласился он. — Ты — молодой, голова у тебя свежая. А я сильно утомился, мне сейчас ни до чего дела нет.
Дмитрий хитро улыбнулся, потом вышел из сарая и направился закапывать яму.
К величайшей радости Фёдора Васильевича, Настя так ничего и не узнала о его намерении продать дом. Извинившись перед покупателем за сорвавшуюся сделку, старик вернул все вещи на свои места и стал ждать возвращения Дмитрия из Москвы. Тот справился быстро и уже через несколько дней привёз Фёдору Васильевичу деньги, полученные от продажи золота.
— Вот, несколько сотен тысяч, как и обещал, — сообщил Дмитрий, выкладывая перед стариком толстые пачки купюр. — А это лично от меня. Только Насте об этом не говорите.
Он добавил ещё три пачки к образовавшейся на столе горке и пристально посмотрел на Фёдора Васильевича.
— Теперь дело за вами, — проговорил Дмитрий, пододвигая деньги к старику. — Вам нужно уговорить внучку отправиться на операцию. Ах да, чуть не забыл кое-что.
Он достал из кармана брюк помятую визитку с адресом и телефоном одной московской клиники и положил её на вершину денежной пирамиды. Фёдор Васильевич взял её дрожащими пальцами и долго рассматривал так, будто это была не визитка, а какая-нибудь редкая тропическая бабочка.
— Я всё сделаю, — ответил он, всё ещё не веря своим глазам и ушам. — Не беспокойтесь об этом…
Фёдор Васильевич спрятал визитку в нагрудный карман, поближе к сердцу, и зажмурил глаза, чтобы сдержать слёзы, но они всё равно просочились сквозь сомкнутые веки и закапали на стол. Решив оставить старика наедине с собой, Дмитрий вышел из дома и долго стоял, наблюдая, как лес купается в лучах заходящего солнца.
То, что Фёдору Васильевичу удалось убедить внучку отправиться на операцию, он впоследствии считал настоящим чудом. История, которую он рассказал Насте, была невероятной, и он сам вряд ли бы поверил в неё, если бы не видел всё собственными глазами. Когда Настя и Дмитрий отправились в Москву, Фёдор Васильевич надёжно спрятал оставшиеся сокровища, планируя отдать их Насте, когда всё закончится.
— Что это вы с моим Димкой такое задумали? — поинтересовалась у него Нина Павловна, заметив, как старик целый день копошится в огороде. — Куда это они с твоей Настасьей намылились?
Фёдор Васильевич тщательно разровнял землю, потом с размаху воткнул в неё лопату и отряхнул грязную одежду.
— Скоро узнаешь, — ответил он, взглянув на то место, где было спрятано несметное богатство. — Не торопи события. А пока пойдём, попьём чаю.
Нина Павловна подозрительно посмотрела на него и фыркнула, но старик, казалось, этого не заметил. На уме у него было лишь одно — чтобы Настя вернулась из Москвы здоровой: Фёдор Васильевич мечтал об этом так, как никогда и ни о чём в жизни не мечтал.
Вновь увидеть внучку ему довелось только через полтора месяца. В дом Настя вошла уже на своих ногах, поддерживаемая под руку Дмитрием. Фёдор Васильевич, увидев их, застыл на месте и некоторое время лишь мычал и тыкал пальцем в сторону внучки, так что Настя даже испугалась. Усадив деда в кресло, она принесла ему воды и присела рядом, а Дмитрий, чтобы не мешать, отправился поприветствовать мать.
— Я дома, дедушка, всё хорошо, — тихо заговорила Настя, демонстрируя деду свои ещё слабые, но уже здоровые ноги. — Мне сделали операцию, и всё прошло отлично. Дима помогал мне всё это время, и мы…
Она замолчала и вздрогнула, потому что в этот момент неизвестно откуда взявшийся Полкан ткнулся своим вечно влажным носом в её коленку. Настя энергично потрепала его за ушами, и пес, радостно тявкнув, полез к ней обниматься.