Супруг стал калекой, спасая жену, а она увезла его в деревушку и кинула там

— Каждое движение отнимало последние силы, — Никита чувствовал, как свинцовые волны слабости накатывают на сознание. Попытка повернуть голову обернулась мучительной неудачей — мышцы шеи будто вросли в подушку. От беспомощности веки сами сомкнулись, выпустив на свободу рои воспоминаний…

Возвращаясь с работы в тот роковой день, он уже сворачивал во двор, когда заметил машину Ники. Как всегда в разговоре по телефону, она бросила авто посреди проезда, игнорируя сигналы и проклятия водителей. Он лишь вздохнул, радуясь малолюдности территории.

Уже направляя машину к парковочному карману, он вдруг заметил мчащийся микроавтобус. Транспортное средство петляло между рядами как раненый зверь, вынуждая машины шарахаться к обочинам. Холодный пот выступил на спине Никиты — стало ясно, что водитель не собирается тормозить перед Никиной иномаркой.

— Тормози! — он бил кулаком по клаксону, но жена продолжала смеяться в трубку, махая свободной рукой.

 

Секунды сжимались пружиной. Даже если вклиниться между автобусом и её машиной, удар о бетонную стену неминуем. В последний миг он вдавил педаль в пол, направив бампер в бок фургона. Последнее воспоминание — опрокидывающаяся махина и обжигающее облегчение. Затем — бездонная чернота.

Придя в себя, он зажмурился от яркого света ламп. Сквозь туман услышал всхлипывания Ники:
— Никитушка, как ты мог?

— Фургон… направлялся… прямо на тебя… — слова вырывались хриплыми обрывками.

Она отпрянула, взгляд стал ледяным:
— Сумасшедший! Он бы свернул!

Он притворился спящим, пока жена топотала каблуками по коридору. Две недели в больнице превратились в кошмар наяву. Загадочные уколы вызывали покалывания в ногах, но контролировать конечности было невозможно. Хирург избегал встречи с глазами:
— Терпение. Всё идёт по плану.

Случайно подслушанный разговор с врачом взорвал последние надежды:
— Шансы на восстановление?… — голос Ники дрожал.

— Требуется стечение сотни факторов. Почти чудо, — ответ повис тяжёлым колоколом.

— Значит, мне теперь нянькать овощ? — истерика прозвучала громче слов.

Никита сжал простыни, осознав правду: ноги больше не подчинятся. Деревенский паренёк, сбежавший от матери и невесты Лены в город, теперь стал узником четырёх стен. Ника, влюблённая в его стабильность и доходы, превратилась в чужого человека.

Выписка стала новым ударом. Он отказывался от коляски, часами уставившись в трещину на стене. Когда нарядная Ника появилась с санитарами, он хрипло засмеялся:
— Вези прямиком на погост. Сэкономишь на такси.

Через зеркало заднего вида она бросила взгляд, полный досады и страха. Ответа не последовало.

— Никит, прошу, выслушай без эмоций. — Голос Ники звучал, будто она диктовалa инструкцию. — Жизнь, о которой я грезила, не совместима с твоим… положением. Выбор спасти меня был твоим. Мой выбор — не хоронить себя заживо. Город, квартира — тебе там больше нет места. Развод оформлять не стану, возможно, буду навещать. Фирму возьму под контроль — знаю все тонкости. Надеюсь, обойдёмся без истерик.

 

Он стиснул подлокотники кресла, кивнув едва заметно.

— Куда… везёшь? — спросил хрипло, отводя взгляд от её маникюра, блестевшего в солнечном зайчике.

— К матери. — Она щёлкнула замком сумочки, доставая зеркальце. — Пусть ухаживает.

— Мама в курсе? — он впился взглядом в её затылок.

— Мы с ней на ножах. Сама понимаешь. — Плечи её дёрнулись враздра́з.

— Она даже не знает о катастрофе! — голос его сорвался. — Это удар для неё!

Ника прикусила губу, вдавив педаль. Он сжал в руке телефон — набрать родной номер так и не осмелился. Деревня встретила их тишиной, прерываемой карканьем ворон.

— Приехали. — Она вышла, не оборачиваясь, указывая на сумку в багажнике. — Купила кресло с электроприводом. Современное. Но твоя мать… Не хочу её видеть.

Он сидел у обочины, провожая взглядом исчезающий в пыли автомобиль. Сумка соскользнула на асфальт, но поднять её не было сил. У калитки замер — как объяснить матери свой крах?

— Бабуля, не суетись! — звонкий голосок заставил его вздрогнуть. На крыльце мелькнула девочка в ситцевом платьице, исчезнув в доме. Через мгновение мать, обхватив сына дрожащими руками, рыдала в его грудь:
— Всё наладится, сынок. Всё…

Слова растопили лёд в груди. Он заметил Дашу, крадущуюся за дверью:
— Мам, кто эта строгая помощница?

Женщина перевела дыхание:
— Дашенька… дочь Лены. — Шёпотом добавила: — Родила после твоего отъезда. Не говори пока…

Мир закачался. Двойной удар — паралич и дочь, о которой не знал. Он уставился на девочку, ловя её сходство с Леной в пятнадцать.

— Никит… — голос за спиной заставил обернуться. Лена стояла с корзиной яблок, глаза сияли влажным блеском. — Помнишь, как клялись не сдаваться?

Он рассмеялся, вспомнив басню о лягушках в кувшине. Слова застряли в горле, когда Даша подбежала, обхватив его за шею:
— Пап, мы тебя вылечим! Обещаю!

Слёзы брызнули сами. В окне маячили тени — Лена и мать, шептавшие сквозь плач:
— Нашёл… вернулся…

Через месяц он продал фирму помощнику, договорившись о рассрочке. Средства вложил в онлайн-бизнес — разрабатывал дизайн дверей, лёжа на веранде. Ника, узнав о продаже, устроила скандал, но разводные бумаги уже лежали у нотариуса.

— Женюсь, — сообщил он приятелю, выезжая на крыльцо. — Представляешь, у меня дочь!

— Папка, ты враль! — Даша топнула ногами, с обидой в глазах. — Почему молчал?

— Думал, какой из меня отец… — он махнул на ноги.

Девочка прижалась к нему, как котёнок:
— Ты же учил: главное — здесь! — она ткнула ладошкой ему в грудь.

Из окна доносилось сопение — Лена вытирала слёзы, прижимая к груди свадебное платье. Воздух пах яблоками и черёмухой. Жизнь, казалось, только начиналась.

Leave a Comment