Анна Федоровна тяжко вздохнула, подставляя очередную кастрюлю под капли дождя, что с завидным упорством пробивались сквозь потолок. Старушка покачала головой, словно ведя беседу с самим небом.
— Вот напасть! И когда ж это прекратится? Дождь бесконечный. Там, в вышине, что ли, кровля у Бога протекла?
Если во время предыдущего ненастья она расставляла лишь пару тазиков, то теперь пришлось разместить четыре плюс котелок, а ещё один — прямо на полу, чтобы не затопило угол с печкой.
— Лишь бы кровля не обрушилась, а то придавит и не отыщут меня!
Старушка по привычке осенила себя крестом, когда снаружи прогремел очередной небесный раскат, словно сам Громовержец решил проверить её стойкость.
— Ох, господи! Что же творится? Этак лет двадцать не случалось такой бури!
Анна Федоровна давненько привыкла вести беседу с самой собой да с котом, хотя кот, как обычно, в разговор не вступал. Он испуганно восседал на печи, оттуда сверкая очами, будто наблюдал за спектаклем, который давно перестал его удивлять.
— Что, боязно тебе? Не трусь, от грозы мы с тобой уж точно не сгинем.
Едва она завершила фразу, дверь резко распахнулась, и на пороге возник мужской силуэт. Бабуля вскрикнула и отпрянула, прижав руки к груди.
— Не пугайся, матушка. Я с миром.
— Ну, коли с миром, проходи.
Незнакомец сделал несколько шагов и буквально рухнул на табурет, словно последние силы покинули его тело.
— Мне бы попить.
Она зачерпнула и подала ему деревянный ковш с яблочным квасом из дубовой бочки. Мужчина жадно осушил его, будто пытался заглушить не только жажду, но и боль. Поставив ковш, он поднял взгляд, полный изнеможения.
— Вы не бойтесь меня. Так уж вышло, что мне довелось спасаться бегством, чтоб доказать свою правоту. Только вот дальше бежать я пока не в силах. Ранили меня. Нельзя ли у вас в погребке или на чердаке передохнуть малость?
Анна Федоровна приблизилась, внимательно оглядев беглеца. Её глаза, проницательные и мудрые, казалось, видели его насквозь.
— Ну, коли правду говоришь, то можно. А коли лжешь — Бог тебя покарает.
Она направилась в глубину жилища, где за старой дверью скрывалась комната, которую уже много лет никто не использовал.
— Вот, за этой дверью пустая комната. Располагайся, — и старушка удалилась, оставив его одного.
Николай опустился на ложе, чувствуя, как каждое движение отзывается болью в боку. В голове гудело, в глазах мутилось. Он осторожно отодвинул руку от робы — весь бок был бурого оттенка.
— Чтоб тебя!
С трудом стянув с себя грубое облачение, он просто рухнул поверх покрывала. Ощущал, будто не засыпает, а куда-то уплывает, пытается остановиться, но не в силах.
Как только Николай отключился, в горницу вошла хозяйка с тазом. Окинув его взглядом, покачала головой, омыла рану, убедившись, что она сквозная, после чего намазала каким-то снадобьем, хранившимся в старой банке с надписью, едва различимой от времени.
– Ну, спи. Сейчас это тебе необходимо.
Николай пробудился оттого, что солнце било в лицо, а о вчерашнем ненастье ничего не напоминало. Он даже не сразу вспомнил, где находится и как сюда попал. Когда память вернулась, он попытался подняться. Боль пронзила бок, и тотчас, словно по мановению волшебной палочки, дверь отворилась, и в комнату вошла старушка.
– Очнулся! Вот и славно. Ты не вставай резко, полегоньку. Нельзя тебе, рана ещё свежая.
— Бабуль, сколько я проспал? Часов восемь?
Она рассмеялась, и смех её звучал так тепло и искренне, что Николай невольно улыбнулся.
— Сутки с гаком! Может, поесть желаешь?
Николай не просто хотел есть — он сейчас умял бы всё, что попалось бы на глаза.
– Ещё как!
– Ну, пойдём потихоньку.
Он последовал за ней, удивляясь, что боль была куда слабее, чем он предполагал.
Бабуля накрыла стол, поставила перед Николаем объёмную миску наваристых щей и горшочек сметаны, отрезала каравая. Он с сожалением взглянул на небольшой чугунок, из которого ему зачерпнули щи. Хозяйка усмехнулась:
– Ты это… Всё не одолеешь. А коли одолеешь, так у меня ещё картошечка в печи томится.
Он торопливо черпал ложкой. Она сказала:
– Меня Анной Федоровной зовут, а тебя как?
– Николай.
– Любопытно.
Где-то на полпути к дну миски он почувствовал, что наелся до отвала, но по инерции ещё отправлял ложку в рот. Бабуля примостилась напротив:
– Ну что, Николай, теперь поведай свою историю.
Он отодвинул миску, и Анна Федоровна тотчас поставила перед ним кружку:
– Выпей. Не сладко, но для тебя сейчас жизненно важно.
Он понюхал отвар, поморщился, но отхлебнул, и мысли даже не мелькнуло, что старушка может ему навредить.
– Да и рассказывать особо нечего. Было у меня всё: и кров, и семейство, и достаток. А в один миг супруга решила, что я ей не нужен, а вот мои деньги весьма пригодились бы. Ночью она с любовником случайно… надеюсь, что случайно, сбили человека и скрылись. А после она дала показания, будто видела, как я ночью вернулся на машине, и как следы заметал. Её любовник — журналист, везде у него знакомые. За сутки меня осудили, и я три месяца отсидел. Дольше нельзя было там оставаться. Нужно отыскать одного человека, который мне наверняка поможет, даже не мне, а правде. Только вот улизнуть-то улизнул, а как подступиться к нему — пока не знаю.
– Что ж, если всё так, как ты описываешь, то всё наладится.
– Эх, Анна Федоровна, мне бы вашу уверенность! Я ведь тоже не из простых был: полагал, раз у меня капитал, то больше ничего и не требуется, все будут меня ценить и уважать. А как пришла беда — так все отвернулись. И ладно бы за дело, а то ведь просто так.
Хозяйка поднялась, убрала посуду и извлекла потрепанную колоду. Он с удивлением наблюдал, как она их раскладывает и что-то бормочет себе под нос. Наконец, собрала карты в стопку.
– Через три дня тебе нужно отправляться. Если выедешь, когда я скажу, то доберешься до своего приятеля.
Николай никогда не верил ни в гадания, ни в экстрасенсов. А она все раскладывала карты — снова и снова, будто они были живыми существами, которые могли ей что-то подсказать. Её пальцы, изборожденные морщинами, ловко скользили по потертой колоде, а глаза словно видели что-то за пределами этой комнаты. Только после долгих минут молчания она наконец заговорила:
– Появился ты на свет вдалеке отсюда, был единственным ребенком. Твои родители живы, обитают там далеко, всё смотрят на дорогу со слезами. Всё сына ждут. А сын не спешит, и не потому, что в заключении, а и раньше не особо торопился.
Николай смотрел на неё, и его охватило чувство глубокого стыда. Каждое её слово было как удар молотом по совести. Да, всё так и было. Он отправлял родителям деньги, но уже три года не приезжал к ним. Он знал, что они стареют, что им одиноко, но почему-то всегда находились причины отложить визит: работа, дела, Света…
– Супруга у тебя красавица, только обманщица жуткая. Много мужчин у нее всегда было: и до тебя, и при тебе. А еще от ребенка она избавилась. Мог бы у тебя сын быть, но вот не захотела она его рожать.
Он сидел, словно пораженный молнией. А ведь подозревал! Но Света тогда объяснила всё как «женские проблемы». Она даже переехала на пару недель в гостевую комнату, а потом начала часто ездить в клинику. Николай тогда предпочел отстраниться, списав всё на её «дела». Как же он мог быть таким слепым?
– А друг твой переживает, и ищет тебя, и у него уже были. Поможет он тебе, выручит, даже не вспомнит про обиду, которую ты ему причинил, ему и его семье.
Николай едва не упал со стула. Бабушка точно знала слишком много. Откуда она могла знать про Ларису? Про тот случай, когда он бросил её ради Светы? Они тогда сильно поссорились с другом, даже дрались, но потом помирились. Николай всегда считал, что это была идея Ларисы — простить его и сохранить дружбу. Но теперь он начал сомневаться.
Анна Федоровна сложила карты и взглянула на него с легкой улыбкой:
– Невероятно!
Она звонко рассмеялась, и смех её прозвучал как-то по-особенному — тепло, но с оттенком грусти.
– А ты как думал? Раньше я считалась лучшей гадалкой в регионе. А теперь… А теперь я больше не гадаю, не хочу. Очень тяжело видеть чужие судьбы, и ведь люди очень редко приходят гадать, когда у них всё хорошо. А вот когда уже край, когда всё плохо, то да. Сам понимаешь, когда человек обращается к тебе, что там можно увидеть? Чаще всего — финал.
На улице загрохотало. Гроза снова напомнила о себе, и Анна Федоровна, вздохнув, начала расставлять тазики. Кот, как обычно, вскочил на печку, свернувшись клубком, а Николай наблюдал за хозяйкой с удивлением. Она точно знала, где будет протекать вода. Так и вышло: под веселый перезвон капель, под раскаты грома, они продолжили вечер.
– В деревне почти никого не осталось. Раньше, когда горожане приезжали ко мне, я могла попросить прислать работников. А сейчас и просить некому. Каждый раз думаю, что случится раньше – я уйду или потолок обрушится.
Спустя три дня Николай окреп в деревне. Новых лиц не появлялось, лишь однажды проехал местный автомагазин. Ранним утром хозяйка разбудила его затемно:
– Пора тебе идти, Коля. Сюда приедут тебя искать.
Он легко поднялся, обнял Анну Федоровну:
– Мы обязательно увидимся. Спасибо вам!
– Иди уже, а то я от таких прощаний весь день буду плакать. Встретимся, я уверена.
Она объяснила, как пройти через огород к станции, сесть на автобус или лучше на электричку, и долго смотрела в предрассветную тьму, куда он ушел.
Ливень прекратился так же внезапно, как начался. Этим летом погода и впрямь была как в тропиках: утром — зной, потом — ливень, и снова — тепло.
Анна Федоровна собрала тазы, вылила воду, понесла ведра во двор. Вышла на крыльцо и застыла: к дому приближался большой автомобиль. Анна Федоровна таких никогда не видела — вроде грузовик, но сверху какая-то конструкция, похожая на корзину. За ним ехала еще одна машина — легковая, но тоже крупная.
– Неужели война?
Анна Федоровна перекрестилась. Обе машины остановились. Теперь она видела, что в кузове первой лежат доски, какие-то большие упаковки, что-то алое, напоминающее шифер, но явно не он. Из второй машины вышел Николай.
Анна выронила ведро, направилась к своему постояльцу.
– Здравствуйте, Анна Федоровна! Я же говорил, что мы скоро увидимся.
– Ну, не так уж и скоро — уже три месяца прошло.
– Тут от меня мало зависело, меня снова арестовали, пока друг разбирался. Правда, всего на месяц, пока суды да прочее. А я не один к вам.
Он вернулся к машине, открыл дверь, и оттуда вышла молодая женщина, застенчиво улыбнулась:
– Здравствуйте.
Ужинать решили на воздухе. Лариса, Анна Федоровна и Николай приготовили три огромных кастрюли еды на всех. Пока Лариса сервировала стол, Анна Федоровна разложила карты. Коля присел рядом:
– Что они показывают?
– Говорят, Коль, что ты поступил верно, вернувшись в прошлое и исправив ошибку. Именно из-за твоей жестокости всё пошло наперекосяк. Только вот… — Он испуганно взглянул на старушку. — Ты жениться собираешься?
– Да хоть сейчас, только боюсь, что она меня отвергнет.
– Не отвергнет, ведь малышу без папы не годится появляться на свет.
Коля уставился на улыбающуюся Ларису. После ужина, когда Анна Федоровна уже спала, рабочие тоже улеглись, Лариса и Николай устроились на ночлег в машине.
– Лар, как ты смотришь на то, чтобы связать судьбу с бывшим заключенным?
Она удивленно посмотрела на него, но Николай изучал небосвод, как только что делала она.
– Это что, ты мне так оригинально предложение делаешь?
— Ну да.
– Ну, не знаю… Перспектива так себе: буду воспитывать кучу детей, а муж – по тюрьмам. — Она притворно тяжело вздохнула и повернулась к звездам.
Николай резко вскочил, так что лоб чуть не расшиб, а Лариса рассмеялась:
– Да, конечно, да! Я этих слов ждала столько времени. Правда, думала, что всё чинно будет: с кольцом и цветами.
– Даст Бог, Фёдоровна меня не убьёт. — Николай выскочил на улицу, осмотрелся, выломал у бабули в палисаднике лилию и бегом вернулся в машину:
– Вот цветы! А кольцо в городе будет. И ещё, Лар, съездим к моим родителям.
– Конечно, съездим.
Анна Федоровна, всё это наблюдавшая из летнего домика, вздохнула и улыбнулась:
– Вот и хорошо, вот теперь всё правильно.