Марина смотрела на Виктора Сергеевича, и её сердце наполнилось знакомым чувством горечи. Её отношение к этому человеку осталось неизменным — холодным и пронизанным осознанием его истинной сущности. Когда-то, в прошлой жизни, она была наставником этого тогда ещё начинающего врача. Уже тогда было очевидно, что из него выйдет посредственный специалист, но он даже не пытался исправиться. Его равнодушие к профессии вызывало у Марины раздражение, и она не стеснялась высказывать своё мнение. Нагоняи, которые она устраивала, никогда не были беспочвенными — всегда за дело. А теперь, взгляните: он разжирел, как старый мешок с картошкой. Живот едва помещался за столом, а лицо выражало самодовольство человека, который добился своего лишь благодаря связям и времени, а не таланту.
— Марина Андреевна, — начал он, откидываясь на спинку кресла, словно король на троне. — Давайте без лишних разговоров, мы ведь взрослые люди. Я бы никогда не взял вас на работу, но всё-таки возьму. Знаете почему? Чтобы потешить своё эго.
Его слова резанули слух, но Марина лишь печально усмехнулась. Она знала, что он прав, но не собиралась показывать свою боль.
— Совершенно верно. Вы всегда были женщиной умной, — парировала она, сохраняя спокойствие.
— Более того, врачом, разумеется, вас никто не возьмёт. Скорее всего, и медсестрой устроиться не сумеете. А вот должность санитарки могу предложить хоть сегодня, — Виктор расплылся в неприятной улыбке, демонстрируя все свои жёлтые зубы.
— Ну, ничего другого я, в общем-то, и не ожидала, — ответила Марина, внутренне сжимаясь от унижения.
— А как вы думали? С вашим послужным списком вы и за это должны сказать спасибо.
— Спасибо. Когда приступать?
— Найдите старшую медсестру, она вам всё объяснит. Всего доброго, Марина Андреевна.
Марина постаралась выйти из кабинета с ровной походкой, хотя внутри всё кипело. Её действительно никуда не брали. Ни по специальности, ни на какую другую работу. А всё потому, что за плечами было семь лет тюрьмы. Семь долгих лет за то, что она убила своего мужа.
История была банальной, неприглядной и давно решённой. Марина любила свою работу. Она отдавала ей много времени, а мужу это не нравилось. Ему хотелось, чтобы всё внимание уделялось только ему. Сначала он обижал её словами, потом за каждое опоздание с работы начал избивать, с каждым разом всё сильнее. Постепенно Марина превратилась в дёрганую истеричку, которая боялась собственного дома.
Однажды, когда муж слишком разошёлся, она схватила первое, что попалось под руку, и ударила его со всей силы по голове. Это была сковорода. Хорошая, тяжёлая, чугунная. Марина всегда любила качественную посуду.
Никто, включая её адвоката, не поверил, что в её семье творилось такое. Муж был уважаемым человеком, помогал приютам для животных, а вот о ней в последнее время сложилось совсем иное мнение. О том, что муж её бьёт, Марина никому не рассказывала. Было слишком стыдно. А вот её нервные срывы на работе не остались незамеченными.
В общем, отсидела от звонка до звонка. Вышла — жить негде. Родственники мужа их квартиру, естественно, забрали. Спасибо, тётка приютила, но сразу предупредила, что долго жить с кем-то не сможет.
— Я не смогу долго жить с кем-то, потому что всю жизнь прожила одна. Пойми, Мариночка, я хорошо к тебе отношусь, но не привыкла я к соседям. У меня вот здесь это лежит, вот там — то. Чуть сдвинешь, не заметишь, а мне уже не по себе. Мы только ругаться будем. И не потому, что есть из-за чего, а потому что обе так жить не сможем.
Марина понимала, что тётя абсолютно права. И даже была благодарна ей за откровенность. Пообещала непременно что-нибудь придумать. Ей нужна была работа. Пока хоть какая-нибудь, чтобы не сидеть у тётки на шее. А дальше она будет искать и обязательно что-нибудь найдёт.
Из тех, кто раньше работал в этой больнице, почти никого не осталось. Как рассказала ей по секрету баба Зина, которая работала тут санитаркой уже тридцать лет и за это время стала просто «бабой Зиной», из-за этого самодура и казнокрада все разбежались.
Марина улыбнулась: — Баба Зина, что-то вы его уж слишком сурово. Мне кажется, просто немного глупый и самовлюблённый.
— Ничего не сурово. Вот поработаешь тут, сама узнаешь. Господи боже мой, что ж на свете делается? Врачей не хватает, а хорошего доктора — в санитарки. Ужас, что творится!
Баба Зина подхватила своё ведро и пошла мыть полы, не забывая причитать и временами креститься.
Марина Андреевна отработала всего неделю, но уже понимала, насколько баба Зина права. В больнице царил полный бардак. Люди сами приносили лекарства своим родственникам-пациентам. Пациенты ложились в стационар со своим постельным бельём. О том, что подавали в столовой под видом еды, даже упоминать не хотелось.
Марина не понимала одного: так везде сейчас или только у них? Как-то разговорилась с одним из докторов. Тот устало махнул рукой: — Сейчас повсюду не сахар, а у нас — самый пик.
— А почему, Павел Иванович? Чем отличаемся? Когда я здесь работала, такого беспредела не было.
— А потому, Мариночка Андреевна, воровать нужно, когда есть из чего. А когда брать не из чего, но хочется, то вот это всё и получается.
— Да уж, а вы не первый, кто в этой больнице говорит про воровство. И почему все молчат?
— Вы что, предлагаете обойти начальство, написать заявление? Так это глупо. Ни у кого никаких доказательств нет, а бардак нынче везде. Не удивлюсь, если наверху даже не помнят, что и когда выделяли.
Марина узнала, что теперь, оказывается, у больниц есть спонсоры, которые выделяют деньги на различные нужды. А ещё узнала, что один из таких спонсоров сейчас лежит здесь же, в самой роскошной палате. Готовят ему отдельно. У него персональная медсестра. В общем, всё, чтобы он не догадался, что в остальной больнице всё очень плохо.
Хотя, как говорили девушки-медсёстры, ему уже всё равно, что тут происходит, потому что он умирал. Врачи боролись, меняли одно лекарство на другое, но лучше не становилось.
Как сказала баба Зина: «Жалко его, хороший мужик. Гонял нашего Виктора почём зря, а теперь, видишь, и сам лежит».
Марина спросила: — Если у него много денег, почему он не поедет лечиться за границу?
— А он, Мариночка Андреевна, будто рукой на себя махнул. Ничего ему не хочется, ничего не интересно. И не старый ведь. Точно не знаю сколько, но пятидесяти точно нет.
Вечером после отбоя Марина решила сходить посмотреть на этого миллионера. Ей было очень любопытно. Интересно взглянуть не на умирающего человека, а совсем на другое.
Дело в том, что ещё в институте они с ребятами думали над лекарством именно от этой болезни. Постепенно размышляющие и экспериментирующие отсеялись. И к тому времени, когда все уже самостоятельно работали, этой интересной темой занималась только Марина.
Конечно, в одиночку продвинуть исследование до испытаний она не могла, но всё равно периодически возвращалась к нему. Там не было ничего сверхъестественного. Просто очень точно рассчитывались пропорции разных препаратов, образуя такую гремучую смесь на грани, которая воздействовала именно в том направлении, в каком было нужно. Но ни на ком не проводились испытания, поэтому о побочных эффектах никто ничего сказать не мог.
— Можно? — тихо спросила Марина, приоткрыв дверь палаты. Её голос был едва слышен, но в нём угадывались нотки напряжения.
Мужчина повернул голову, его взгляд был тяжёлым, но не лишённым интереса:
— Да.
Марина вошла, осторожно присела на край стула и внимательно посмотрела на лицо пациента. Всё совпадало. Каждый симптом, каждая деталь — как в тех учебниках, которые они когда-то углублённо изучали.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, стараясь скрыть волнение.
Он усмехнулся, окидывая её внимательным взглядом:
— А вы как думаете? Вы ведь не врач?
— Ну, сейчас — нет, — ответила Марина, внутренне готовясь к следующему вопросу.
— Это как? — мужчина поднял бровь, явно заинтригованный.
Марина улыбнулась, хотя её сердце колотилось от предчувствия:
— Наверное, я расскажу вам свою историю, чтобы вы не подумали про меня ещё хуже, чем есть.
В глазах мужчины мелькнул интерес:
— Ну, любопытно.
За двадцать минут Марина рассказала всё — от своего ареста до работы санитаркой в этой больнице. Говорить так много за последние десять лет ей не приходилось, и язык словно шуршал во рту, выдавая слова быстрее, чем она успевала их обдумывать.
Когда она замолчала, мужчина глубоко выдохнул:
— Да уж, история достойна пера писателя. И как вам работается под началом Виктора Сергеевича?
— А вы как думаете? — парировала она, стараясь сохранять спокойствие.
Он вздохнул:
— По-хорошему, гнать его отсюда поганой метлой. Но… Пусть этим занимаются другие.
— А почему не вы? Вы же видите, что тут творится, — осторожно спросила Марина.
— То, что я вижу, меня вполне устраивает. И всё же хотелось бы знать — вы ведь не просто так ко мне пришли? На начальство пожаловаться?
— Да нет, что вы. Не жаловаться. Даже не знаю, как объяснить, но в общем…
Марина не говорила так много за последние годы. Она даже устала, чувствуя, как язык становится ватным. Мужчина кивнул на тумбочку:
— Там водичка есть. Вообще очень интересно. Сколько там мне ваши эскулапы отводят? Месяц?
— Ну, примерно так, — она опустила глаза, чувствуя, как щеки краснеют. — Простите.
— Да перестаньте, я же взрослый человек. Пожить, конечно, хочется. А через сколько я умру, если и ваше лекарство не поможет?
— Не знаю. Оно может не помочь, но убить не должно. Мы все так думали и думаем.
— А я ведь ничего не теряю. Совсем ничего. Зато у меня появляется маленький, малюсенький шансик. Сколько времени его нужно принимать?
— Всего три раза, с интервалом в неделю.
— Я согласен. Что нужно? Деньги?
Марина покраснела:
— Нужно купить препараты. Они не очень дорогие, но, как вы понимаете, сейчас у меня просто нет средств.
— Дайте мне телефон, — он дрожащей рукой потянулся к экрану.
Через десять минут телефон Марины пиликнул. Александр, так звали миллионера, перевёл деньги, и она попрощалась:
— Тогда я до завтра?
— Да, я снова в ночную смену.
Вечером Марину ждала делегация в кабинете Виктора Сергеевича. Он не дал ей даже слова сказать:
— Ну вот о чём ты только думала? Я тебя на работу из жалости взял, а ты…
— Эх, я дурак наивный. Как же можно верить человеку, который только что освободился? Я еле уговорил наших спонсоров, чтобы тебя снова за решётку не упекли. Благодари, что люди добрые. Это ж надо — красть лекарства, на которые нам спонсоры деньги выделяют, и продавать потом! Вы же больных без лечения оставили. Немедленно вон из больницы! По статье вас уволю.
Он вытолкал её из кабинета, не дав произнести ни слова. Слёзы застилали глаза. Марина бросилась к своей подсобке, но остановилась. Александр ждёт. А вдруг ему поможет? Тогда он наведёт порядок.
Она влетела в палату, вытащила из кармана свёрток:
— У нас всего несколько минут.
— Погодите, что случилось? Вы плакали?
— Долго рассказывать. Ваши товарищи-спонсоры взяли нашего Виктора за горло, наверное, кто-то пожаловался. Ну и он быстренько всё спихнул на меня. Я же сидела. Мол, лекарства воровала и продавала. Всё из больницы вынесла.
Александр округлил глаза:
— Да это же бред! Один человек не может вынести и продать столько!
— У нас совсем нет времени. Если меня здесь увидят, то просто вышвырнут в окно. Давайте руку. Не бойтесь. Главное — ничего не бойтесь.
Она медленно вводила лекарство, молясь, чтобы им никто не помешал.
— Первое время должно немного тошнить, но через пару часов станет лучше. Запомните мой адрес: Луговая, 27. Ровно через неделю нужно делать следующий укол.
Марина выскочила из палаты как раз вовремя. Она только закрыла дверь в каморку, как из-за угла появилась целая делегация во главе с Виктором. Они направлялись к палате Александра.
Надолго там не задержались. Александру было плохо. Выйдя, Виктор с нескрываемой скорбью произнёс:
— Совсем недолго осталось нашему любимому пациенту.
Утром Виктор Сергеевич первым делом вернулся в палату:
— Нужно всё подготовить. Анализы взять. Смерть скоро придёт, так что надо документально подготовиться, чтобы к нему никаких вопросов.
Он вошёл в палату и замер. Александр Григорьевич сидел на кровати и пил чай. Уже месяц, если не больше, он не садился.
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич.
— З-здравствуйте, — Виктор потёр глаза.
— Ну, не стоит так нервничать. Вы не могли бы прислать какую-нибудь санитарку, а лучше санитара? Очень хочется принять хотя бы душ, а самому мне пока никак.
Виктор молча кивнул и выскочил за дверь.
Марина ходила из угла в угол. Сегодня ровно неделя, как она сделала укол Александру. А если не приедет, что тогда? А вдруг он адрес забыл?
Тётка не выдержала:
— Маринка, сядь, не мельтеши. Ты же сама говорила, мужчина серьёзный, бизнесмен. Если забыл адрес, найти его сможет, в больницу вернётся. Так что сиди и жди. И молись. Вдруг всё хуже стало? Вот тогда тебя лет на двадцать посадят. Зачем ты вообще в это ввязалась?
Тётка только успела договорить, как прямо у дома остановилась машина. Из-за руля выскочил мужчина, открыл пассажирскую дверь и помог кому-то выйти.
— Это он! Тётя, это он! Сам ходит!
Тётка улыбнулась. Хоть и старалась она казаться серьёзной, чтобы Маринка не думала у неё остаться, но всё чаще ловила себя на мысли, что одной жить не так уж хорошо, как с племянницей. И обед приготовлен, и всё чисто, и обнимают, и поговорят, и выслушают.
— Вижу. Молодец ты. Умница.
После второго укола Александр задержался у них на несколько часов. Пили чай, разговаривали. На третий укол приехал с утра, да до вечера и просидел. Рассказал, как выгнали Виктора, как в больнице всё перестраивается.
Вечером, уходя, спросил:
— Марина, а можно вас пригласить в ресторан?
— Вы ничего не забыли? Я же сидела!
Александр улыбнулся:
— А я в детстве у одноклассников обеды из портфелей воровал.
Марина удивлённо посмотрела на него, а потом рассмеялась:
— Ну, в таком случае, конечно, да.
А тётушка, услышав это, отвесила поклон в кулак:
— Спасибо. Хорошая Маринка девка. Заслуживает счастья.