— Что? — я застыла на месте, не сразу осознав, что эти слова адресованы мне.
— Нашёл тебе комнату в коммунальной квартире, — продолжил он ровным тоном, будто обсуждал расписание автобусов. — Нам с Лизой нужно место для ребёнка. В двушке с тобой станет тесно, когда нас будет трое.
Его слова впились в грудь, как лезвие. Собственный сын, ради которого я жила впроголодь, теперь выставлял меня из своего гнезда. Даже не потрудился смягчить удар — фраза «тебе не так много лет» прозвучала как напоминание о скорой кончине.
— Серёжа… ты в здравом уме? — прошептала я, чувствуя, как дрожь поднимается от колен к горлу.
— Прекрати истерику, — он уставился в окно, избегая моего взгляда. — Лиза на грани срыва. Ты сама ноешь о больной спине и давлении. Мы молоды — нам нужна своя жизнь, а не делить две комнаты с тобой.
В проёме двери мелькнула Лиза — невестка с аккуратно уложенными волосами. Её глаза метнулись к моим рукам, будто ожидая, что я схвачу нож. Но я лишь впилась ногтями в обивку кресла.
— Анна Павловна… — её голос дрогнул, словно она оправдывалась за разбитую вазу, — мы не хотим ссор. Просто… у нас мечты. Вы же понимаете…
— Что тут решать? — Серёжа рубанул воздух ладонью, бросив фразу, которая потом преследовала меня в кошмарах: — Переезжай. Это оптимальный вариант.
Всё внутри оборвалось. Я схватилась за спинку дивана, а из горла вырвался хриплый звук, похожий на вой затравленного зверя.
Год назад эти стены дышали теплом. Серёжа впервые привёл Лизу — румяную, застенчивую. Я накрыла стол пирогами и блинами, сияя от счастья. Сын тогда смотрел на меня с нежностью:
— Мам, это Лиза… моя девушка.
— Будущая невестка, надеюсь? — подмигнула я, и оба рассмеялись.
— Очень приятно, — Лиза покраснела, протягивая коробку конфет. — Серёжа так много о вас рассказывал.
Свадьбу сыграли скромно, в нашей двушке с потёртыми обоями. Невестка тогда изучала каждый угол: кухню с советским гарнитуром, зал с диваном-кроватью и мою крохотную спальню с семейными фото за стеклом старых рамок.
— Поживём здесь, пока не накопи́м на ипотеку, — объяснил сын после торжества.
— Конечно, родные! — кивала я, уже представляя внуков. — Вместе и беды легче.
Но вскоре всё изменилось. Я старалась быть невидимкой: готовила отдельно, уходила гулять на часы. Однако обрывки их разговоров говорили красноречивее слов:
— Здесь даже воздух тяжелее, чем в общаге, — вздыхала Лиза.
— Сынок, — предложила я как-то, застав его на кухне, — может, помогу с первоначальным взносом? Накоплений немного, но…
— Какая ипотека? — он махнул рукой. — Лиза панически боится кредитов. Её родители в долгах.
Тишина между нами сгущалась. Невестка перестала делиться планами, Серёжа отвечал односложно. Однажды ночью, крадучись в туалет, я услышала их перепалку:
— Чувствую себя арендатором в твоём детстве! — шипела Лиза. — Ребёнка рожать здесь? Рядом с твоей мамой, которая фанатеет от чистоты?
— Придумаем что-нибудь… — бормотал Серёжа.
Я поклялась не вмешиваться. Но через три месяца они «придумали» — вышвырнуть меня за порог.
— Мам, ну что тут неясно? — Серёжа продолжал наседать, не замечая, как дрожат мои руки. — Я считал, ты человек прогрессивный. Нам требуется вся квартира. Мы даже ребёнка не сможем растить, если ты останешься. Я же не со зла…
— Со зла, сынок, со зла, — голос мой оборвался, слёзы подступили к глазам, но я сжала губы. — Ты хоть подумал, куда мне идти? В эту «коммуналку за гроши»? Ты вообще видел, как там живут?
— Видел, мам, приличная комната, — он говорил беспечно, будто хвалил номер в отеле. — Да и тебе… ну, — он замялся, — зачем тебе роскошь?
Не верилось, что родной сын бросит в лицо: «Зачем тебе комфорт, если ты всё равно на пороге старости». В глазах запечело, я сглотнула слезу. Лиза молча вертела кольцо на пальце, будто репетировала ответ.
— Лиза, — тихо спросила я, — это твоя идея? Или вы вместе решили?
— Анна Павловна, я… просто мечтаю о своём гнёздышке. Не сердитесь, но нам нужно личное пространство.
— Так стройте его, кто мешает? — голос сорвался на крик. — Но вы же хотите отобрать моё! Серёжа, это моя квартира! Тридцать лет я здесь, а тебе двадцать пять — ты даже не знаешь, как я выживала, когда отец ушёл.
— Что было, то прошло. Хватит ныть! — он ударил кулаком по столу, заставив Лизу вздрогнуть. — Мы будущее строим!
В груди закипело. Пришла пора выложить всё.
— Слушай, сынок, — я выдохнула, сдерживая дрожь, — квартира в моей собственности. Хочешь свободы — арендуй, бери кредит, но меня не выселишь.
— Мам, мы о тебе позаботились! — он заговорил быстрее. — Там соседка комнату сдаёт за бесценок. Идеальный вариант…
— Чтобы я исчезла? — шагнула к нему. — Вы кто такие, чтобы мной распоряжаться?
Лиза встряла мягко:
— Вы же понимаете, свекровь, детям нужно отделяться от родителей…
— Отделяйтесь! — резко обернулась к ней. — Но не за мой счёт. Сын уже заявил: «Тебе всё равно конец близок». А ты чем прикрываешься?
Серёжа смутился:
— Может, резко выразился, но суть верна.
Сердце сжалось. Вспомнились ночные дежурства, его детские бронхиты, потрёпанные туфли вместо новых — всё ради него. А теперь: «Тебе и каморки хватит».
— Довольно, — прошептала я. — Сережа, хватит. Разговор окончен.
— Тогда когда освободишь квартиру? — он не отступал.
— Никогда! — выкрикнула я. — Мой дом. И если вы такие решительные — съезжайте.
— Ты… выгоняешь нас? — он остолбенел.
— А ты ждал покорности? — горько усмехнулась. — Да. Возвращайся, когда извинишься. А сейчас — вон.
Лиза ахнула:
— Мы же родные!
— Родные не вышвыривают стариков, — захлопнула дверь шкафа. — Собирайтесь.
В прихожей распахнула входную дверь, ладонь прижала к груди. Серёжа метнул взгляд, полный обиды. Лиза потупилась, пошла за чемоданом.
— Пожалеешь, мам, — бросил он на прощание.
Я молча отвернулась. Мигающий свет на лестнице повторял ритм моего бешеного пульса — вот-вот взорвётся.
Через полчаса они вышли. Лиза пробормотала: «Простите…», но я захлопнула дверь.
Облокотившись на стену, рыдания прорвались наружу. «Всё равно недолго» — эхо гуляло по комнатам.
Спустя время я заварила чай. Пустота квартиры звенела тишиной. На холодильнике смеялся малыш с котёнком — тот, кто однажды станет чужим.
— Пусть, — сказала я фото. — Лучше одиночество, чем предательство.
Сердце разрывалось, но в голове чётко звучало: дети вправе уйти. Но не вправе хоронить меня заживо.
— Возвращайся, когда поймёшь, сынок, — прошептала в пустоту. — Но с честным «прости».