— Нет, я не дам ещё денег твоей маме! Хватит! Пусть сама разбирается со своими долгами — я умываю руки!
— То есть ты правда считаешь, что отпуск в Турции важнее, чем помочь моей матери? — голос Игоря звенел, как натянутый провод.
Алина повернулась от окна, где смотрела, как весенний дождик бессовестно шлёпал по стеклу. Она была в домашней футболке и с пучком на голове, но с лицом генерального директора в день увольнений.
— Да, Игорь. Именно так. Турция для меня важнее твоей мамы. Потому что я хочу в отпуск. Потому что я на эту премию вкалывала ночами. А твоя мама… она мне кто?
— Мама! — выдохнул он, как будто она спросила, кто такой Гагарин.
— Мне. Кто. Она. — Алина отбивала слова, как теннисные мячи. — Не тебе. Мне. Кто она? Мне кто-нибудь помогал, когда я три месяца ела гречку без масла, чтобы досрочно внести платёж по ипотеке? Или когда я тащила ваш семейный бюджет на себе, пока ты переосмысливал свою жизнь после увольнения?
— Не надо так, Аля… — он потянулся к ней, но она отступила. Смотрела сурово, даже гордо, хотя в груди жгло и мерзко покалывало — знакомое чувство, когда понимаешь, что дошёл до точки невозврата.
— А как надо, Игорь? Молчать и переводить деньги на лечение её собаки, потому что «ну маме тяжело, ты же понимаешь», а я, значит, должна быть всепонимающей? Молчать, когда она говорит, что я «карьеристка с улицы»? Или когда она за моей спиной называет меня «неженкой без корней»?
Игорь стоял, прижав плечи к дверному косяку, как школьник у кабинета директора. Он выглядел растерянным, уставшим и… каким-то жалким.
— У неё просто сейчас всё рушится, Аля. Кафе закрыли, кредит остался. Если мы ей не поможем — всё, она в долговую яму упадёт.
Алина засмеялась. Горько, почти истерично.
— А если я не поеду в отпуск — я упаду в депрессию. С головой. И ты будешь вытаскивать меня. Или опять мама поможет? Приедет с пирожками и расскажет, как в её молодости с одним пальто три зимы проходили?
— Ты перегибаешь. — Игорь стянул с себя свитер, будто стало жарко. — Я просто хочу, чтобы ты поняла: это семья. Мы — семья. А семья помогает друг другу.
— Вот только я — в этой семье девочка для битья, а не часть. — Алина вдруг замолчала, как будто отключили звук. Затем спокойно добавила: — Я получила премию. Большую. Полмиллиона. Хотела тебя обрадовать. Вместе съездить куда-то, сменить обстановку. Вложить в себя, в нас. Но вместо этого ты опять говоришь: «Мама в беде, выручай». Знаешь, Игорь… я устала быть спасательным кругом для чужих.
Три дня он не ночевал дома. Написал, что «надо подумать». И подумал — у мамы. Вернулся в субботу утром, с мешками под глазами и мятой рубашкой.
— Прости. — Сказал первым делом. — Я был не прав. Просто всё навалилось. Мама, кредиторы, и ты с этой своей Турцией…
— Не Турцией. — Алина стояла в прихожей в пальто, с сумкой на плече. — Моей жизнью, Игорь. Моей. Не общей. Моей личной. Премия — моя. Работа — моя. Стресс — мой. А вот проблемы вашей семьи — тоже почему-то мои. Как так выходит?
Он молчал. Смотрел, как она застёгивает молнию. Алина никогда не хлопала дверью. И не устраивала истерик. Её спокойствие всегда было хуже любых криков.
— Ты куда? — наконец выдавил он.
— В гостиницу. На пару дней. Проветриться. — Она улыбнулась. — А ты с мамой разберись. Кто кому тут родня и кто кому должен.
Вечером она лежала на белоснежной кровати в стандартном номере бизнес-отеля. Пила вино из пластикового стаканчика и листала мессенджеры. Старый чат с Игорем назывался «Мои космос и землетрясение». Смешно. Теперь — просто «Игорь».
— «Ты бросаешь меня из-за денег?» — пришло от него. Без точки.
— «Я ухожу не из-за денег. Я ухожу, потому что ты их всегда отдаёшь кому-то, кроме меня. А я — будто в очереди за твоим вниманием. И всё время в конце.»
Ответа не было.
Она выключила телефон и впервые за много недель почувствовала себя… собой.
Наутро — звонок. Конечно. Кто ещё может звонить в восемь утра субботы, как не Ольга Петровна?
— Алина, здравствуй. — Голос был липкий, как разлитый варенье. — Игорь сказал, ты в гостинице. Какой же это позор…
— Позор — это когда вы вечно мне звоните, только если деньги нужны. — Алина села на кровати, натянув на себя простыню. — Что случилось?
— Ничего. Просто подумала — вдруг ты остыла. Поговорим по-человечески. Я не враг вам, Алиночка. Просто в жизни всякое бывает…
— Ольга Петровна, — прервала её Алина. — Мы поговорим по-человечески, когда вы однажды позвоните не со словами «помоги», а «как ты?»
— Ну ты же у нас гордая. Самодостаточная. Такая вся… холодная.
Алина усмехнулась.
— А вы — как всегда, с тонким комплиментом. До свидания.
На третий день гостиничного отдыха Алина зашла в ювелирный. Не за кольцом. Просто так. Себе — на память. Купила серьги. Маленькие, золотые. Такие, какие никогда бы не одобрила свекровь: «Дешевка, как из рынка».
Она улыбнулась своему отражению. Без макияжа. С синяками под глазами, но настоящая.
Свобода не всегда выглядит глянцево. Иногда — как утро с кофе из автомата и звонком от свекрови, который ты не берешь.
— Ты не понимаешь, Алина, мы же ничего у тебя не просим навсегда! — Игорь нервничал, мял салфетку в руках, как первоклашка на приёме у стоматолога. — Просто… займ. На месяц. Максимум два.
Они сидели в кафе у торгового центра. Вокруг было много стекла, много людей и ни капли уюта. Столик у окна, куда он её вызвал, был не свиданием, а заседанием арбитражного суда. Только без адвокатов и без кофе со сливками.
Алина кивнула. Медленно.
— Я поняла. Просто займ. И снова на словах. И снова без расписок. Как с твоим братом. Как с той кофейней, которую мама открыла «в честь новой жизни», а закрыла через восемь месяцев.
— Да что ты заладила — мама, мама… — Игорь откинулся на спинку стула и сжал виски. — Она не вечна, понимаешь? Она и так уже на таблетках. Давление, нервы, врачи… ты чего добиваешься? Чтобы у неё случился инсульт?
— А у меня не может случиться, да? — перебила Алина. — Мне-то, видимо, можно без сна, без отдыха, без поддержки? Ты не задумывался, что если кто-то постоянно должен помогать, то, возможно, другим стоит научиться хотя бы не мешать?
Игорь отмолчался. За окном серая женщина в белой шапке с собакой прицепилась к урне — выискивала, что бросили зря. Алина вдруг подумала: а ведь и правда — люди, которым вечно надо, узнают друг друга с первого взгляда.
— Я не против семьи, Игорь. Я против того, что ты каждый раз кладёшь мои интересы на алтарь своих долгов. Даже не своих. Матери. Брата. Собачки с почечным заболеванием.
— Опять ты издеваешься! — вспылил он. — Всю жизнь смеёшься, ерничаешь, из каждой ситуации — острота. А я, между прочим, стараюсь… хоть что-то делаю!
— Что ты сделал? — она наклонилась к нему. — Что конкретно ты сделал за последний год? Сидишь у матери, работаешь вон там, временно. А платёж по ипотеке кто закрывает? Кто?… Продолжение чуть ниже в первом коменте