Валентина Петровна проснулась на заре, разбуженная привычным скрипкой старого будильника и золотистыми полосами света, пробивавшаяся в окно. Снег — редкий гость в начале марта — сверкал на крыше сарая, как будто его щедро посыпали сахарной пудрой. Накинув ватный халат и натянув стоптанные валенки, она быстрым шагом направилась на кухню: печь за ночь остыла, пришлось заново разжечь огонь. Дрова весело затрещали, чайник начал шипеть, но ее не покидало ощущение, что с улицы доносится слабый кашель.
Она открыла дверь и убедилась, что не ошиблась: на скамейке под навесом сиделка мальчишка в тонкой серой куртке. Он прижал колени к подбородку, пальцы были обморожены, глаза красные и воспалённые. Уже месяц он жил под старым мостом за околицей, ночуя в заброшенной бетонной трубе, а днём рыская по помойкам. В деревне поговаривали, что он вор. Но Валентина знала: ни разу он ничего не украл. Просто грязный, но не злой.
Она подняла руку, приглашая его:
– Замёрз? Заходи.
Мальчик вздрогнул.
– Я… я так, посижу.
– В доме теплее. Не бойся.
Он медленно поднялся, как будто ожидая подвоха, натянул капюшон и переступил порог. От тепла и запаха свежего хлеба он зажмурился.
Валентина поставила на стол миску со щами, приготовленными из вчерашнего салата, и ломать ржаного хлеба.
– Сначала умойся. Вот тебе тазик и мыло.
Он послушно снял куртку, открыв драную футболку и худые руки в синяках.
– Как тебя зовут? – спросила она, наливая теплую воду.
– Егор.
– А фамилия?
– Некрасивая, – проворчал он.
– Что ты, у моей подруги девичья фамилия была Пузо, и ничего, вышла замуж. Говори.
– Топорков.
– Отличная фамилия. Прям как звук дерева.
Он впервые улыбнулся. Потом подул на руку, согревая их, и спросил:
– Тёт Валь, а почему вы меня не боитесь?
– Я больше пустого дома боюсь, – призналась женщина.
Ей было шестьдесят два. Десять лет назад муж умер от инфаркта, сын работал геологом на Чукотке, а фотографии внучки, которые присылали, пахли не детской пудрой, а тоской. Дом был пустым и гулким. Она посадила парня поближе к печи и нарезала ещё хлеба.
Соседи не запускали случай судить.
– Почему она возится с этим оборванцем? – Шептала Манька-лавочница, взвешивая крупу.
– Вытянет у нее вторая, – добавил колхозный сторож Ефим.
– Сектант какой-нибудь завёлся, – хихикала продавщица.
Валентина не обратила внимания. На следующий день ей всё равно принесли газету, она вырезала объявление, сложила их в шкаф и отправилась к забору, чтобы встретить Егору. Парень появлялся неуверенно, иногда рано утром, иногда к полудню. Его «униформа» состояла из грязной шапки, большого ботинка и резинового шнура вместо ремня. Он ел, подметал двор, чинил курятник, понес воды.
– Откуда ты взялся? – однажды спросила она.
– Из города. Отчим выгнал. Мама запила.
– Вернёшься?
– Там мне не рады.
Она возникла. Возвращаться туда было бессмысленно. Значит, надо обеспечить здесь.
На последнем солнце растопило ледяную корку на крышах. Валентина нашла на чердаке армейский бушлат покойного мужа, выстирала его и проветрила на берёзе. Когда Егор пришёл, она протянула ему обновку.
– Носи о здоровье.
Он потрогал ткань, как бы боясь обжечься.
– Не бесплатно, – сказал он, подняв взгляд. – Отработаю. Кирпичи в старом клубе разберу и сложу в дровнике.
Так началась их трудовая дружба. Утром Валентина дала задание, а Егор работал до обеда. После этого он учился: женщина, некогда преподававшая черчение, достала старые тетради. Парень с жадностью вывел буквы, решил примеры и рисовал трактора.
— Сообразительный, — похвалила Валентина. — Из тебя выйдет толк.
— Поздно уже, — пожал плечами Егор.
— Ничего не поздно, — возразила она твёрдо. — Земля вертится не вокруг документов, а вокруг сил и желаний.
К лету сплетни разрослись.
— Говорят, она хочет его усыновить?
— Откуда у старухи деньги? Самой бы на молоко сохранилось.
— Надо полицию вызвать из-за этого мальчишки!
Участковый Вова заглядывает к Валентине, попил чаю, полисталевую бумагу: школьные задания, диктанты.
— Чисто. Но документы нужны. Возьмите справку из интерната, что он не в розыске.
Егор слушал молча, чувствуя, как боль сжимает грудь.
— Не хочу в интернат, — прошептал он ночью.
— И не будешь. Просто пройдём формальности, — успокоила Валентина, поглаживая его по волосам. — Чтобы никто не смог тронуть.
Осень принесла лихорадку на ферму. Трактор сломался, и Алексей-Скотник остался принимать одних родов у коровы. Склад с сеном был забит сухой травой. В одну грозовую ночь молния ударила в крышу склада. Дерево вспыхнуло, как спичка.
Егор вернулся из бани: кто-то решил ему подработать, растапливая печь, и он мыл пол. Увидев зарево над фермой, сначала сзади, что опять жгут траву. Потом услышал трек. Он побежал, что было сил. Ворвался на конюшню, схватил огромный колокол-тревогу, забытый ещё со времён круглосуточной охраны, и ударил.
Звонок пронёсся по ночам, пробудил спивших. Собаки залаяли, старушки перекрестились. Люди выбежали на улицу прямо в ночных рубашках. Через десять минут каждая деревня спешила к ферме: кто с вёдрами, кто с рукавами от старой пожарной помпы. В этом сумахето Алексея-Скотника придавило балку. Егор оттащил его. Потом увидел, как пламя пожирает деревянную стену, где вчера только стоял Тюк Сена. Он полез по перекладинам, прорубил ножом сетку и Освободил жеребёнка.
Огонь бушевал в метре от него. Глаза щипало, волосы пахли горящей резиной. Валентина прибежала последней и первой не узнала своего «подопечного» в чумазом парне. Он таскал лейки с водой, задыхался, но снова пошел в дым.
К утру ферма почернела, но не рухнула. Скот уцелел. Алексей-скотник, с перевязанной головой, протянул Егору руку:
— Молодец, без тебя конюшне был бы конец. Спасибо.
Глава страны, грузный мужчина с портфельными документами, сказал:
— Чрезвычайное — это подвиг. Тебя наградят.
Егор переминался с ноги на ногу: в чужих ботинках, в куртке с обгоревшими рукавами.
— Не надо мне.
— Надо, — вмешалась Валентина. — Ему необходимо восстановить паспорт.
Через неделю Егор получил временное удостоверение личности. Процедуры оказались долгими: нужен был достоверный факт рождения, найти архив детского дома, где он прожил несколько лет. Валентина бегала по технологиям. В клубе ее шутливо прозвали «Рысь»: она мчалась, преодолевая бюрократические препятствия.
— Баб Валя, вы себя жалеете? — спрашивали люди.
— Жалеть себя — значит жалеть годы. А зачем их беречь, если их всё становится равно меньше?
Зима больше не пахла одиночеством. Егор, подросший и в новом куртке от главы сельсовета, учился на вечерних курсах трактористов. Утром появление на ферме: это стало привычкой. Люди больше не называли его «грязным», говорили: «Наш спаситель».
На дороге установили щит: «Пожар 30 октября — героизм простого парня». одновременно сделал труд учителя: Егор на фоне обгоревших досок, жеребёнок тянется к его руке.
Однажды весной Валентина сидела на лавке, когда к ней подошла соседка Манька-лавочница, та самая, что раньше была определена. Она неловко присела:
— Тётя Валь… я там в магазине заметил недостачу. Хлеба не хватает. Посчитала — три батона на неделю. Не может же кассир воровать? А вчера случайно увидела, как ты берёшь один без оплаты.
Валентина смутилась:
— Я плачу вечером, когда сдаю расчёт. Просто днём поворот…
— Да не об этом. Я подумала: какая же я была хамка. Мальчишка-то… хороший. Можно когда-нибудь буду носить вам муку? Печь будет дешевле, чем покупать батон.
Валентина улыбнулась:
— Приноси. На пирожки пойдёт.
Когда Егор получил паспорт, на его лице появилась взрослая складка. Он стоял перед зеркалом:
— Теперь точно человек?
— Ты им был давно, — ответила Валентина. — Бумага лишь формальность.
— Я думал… может, сменить фамилию?
— А что, Топорков тебе не нравится? Крепкая фамилия. — Но в ее голосе чувствовалась мягкая поддержка любого решения.
Он покачал голову:
— Пусть останется. Только имя и отчество: Егор Андреевич. Можно?
— Мой муж был Андрей, — тихо сказала она. Сердце дрогнуло, как будто возвращая память. — Конечно, можно.
В своем заявлении она приложила свидетельство мужа. Так у нее появился не формальный, но настоящий внук.
Летом на ферме открыли реконструкцию. Глава региона приехала с оператором, готовясь произнести речь:
— Благодаря бдительности нашего молодого парня…
Его свернул и натянул кепку на глаза.
— Хватит, баба Валя, — тихо сказал он. — Герой я только на бумаге.
Она рассмеялась:
— А кто полез в огонь? Сами спросили.
К вечернему празднику развернулся на площади. Паша-гитарист, самоучка со стройками, сыграл «Катюшу». Люди подпевали хором. Кегли из бутылки запускали шары на крыше. Егор, стоя в кругу, вдруг понял: он подумал то, чего раньше не знал — будто земля под ногами стала надежной, прочной и… родной.
К нему подошёл Алексей-Скотник:
— Слушай, учим тебя на пожарном. Деревне нужен свой военный отряд. Согласен?
Его взгляд посмотрел на Валентину — и это было очень необычно:
— Путь от глаз к рукам короче: увидел беду — помог. Это главное правило.
Он улыбнулся и протянул руку:
— Где расписаться?
Зимы и весны текли спокойно. Односельчане больше не спрашивали: «Зачем ты возносишься с этим мальчишкой?» Они приложили то мешок моркови «для козы, чтобы каши побольше», то книги по механике. Кому-то даже подарил старенький мопед — «чтобы на курсах было удобно добираться».
Лишь однажды Ефим-сторож проворчал:
— Ну, спас и спас. А дальше что? Разбалуется парень, уедет.
Валентина услышала и усмехнулась:
— Лучше пусть уедет учиться, чем вернётся под мост.
Для нее важно было одно: огонь внутри парня разгорелся в неправильной стороне — согреть, а не жечь.
К концу следующего года Егор получил форму добровольно-пожарного. Малиновая каска, куртка с отражающими полосами. Аня-телефонистка, соседская девчонка, шепнула:
— Прямо как лётчик!
Его повернул и потуже затянул ремень.
В октябре, ровно через год после того пожара, надполосой лес снова поднялся дым. Дежурный столб заметил его, позвонил Егору. Тот не раздумывал: выкатил мопед, схватил лопату и крикнул Валентине:
— Горит у свалки!
Она наклона:
— Я вызываю трактор.
Он мчался как ветер. За ним — Алексей на старом «ГАЗ-53» с бочкой воды. Трава уже начала сухое горение, ветер принёс искры в деревню. Егор натянул рукавицы, лопатой сбивал пламя, выкапывал защитную полосу. Подоспели мужики. Он командовал спокойно, точно всю жизнь знал, куда и когда броситься на землю. Через час огонь был побежден. К вечеру небо очистилось.
Глава района приехал на пыльную «Ниве», пожал Егору руку:
— Вот видишь, правду сказал: герой.
Егор посмотрел на Валентину — она стояла у дороги, обняв себя за плечи. Слёзы блестели в свете фар.
Ночью они пили чай с мёдом. Валентина спросила:
— Устал?
— Наоборот, рад. Ты говоришь, они слушались! Я сказал — копайте ров, они копают. Только потом стало страшно: если бы не успели…
— Успели бы. Потому что теперь ты — с документами, с формой и, главное, с этой деревней.
Он поставил кружку.
— Тёт Валь… Где бы я был, если бы ты тогда не позвонила?
— С такими руками? Наверное, сгорел бы сам. Хорошо, что удалось спасти.
Соседи потом случилась эта история со всеми гостями: мол, был грязный парень, мы его вгнали, и он дважды спас деревню. Валентина слушала, улыбалась и молчала — она знала: ни один пожар не гаснет без первых искорки доброты. И если не пожалеть искорку, она станет огнем, который согреет всех, даже тех, кто когда-то крикнул:
«Зачем ты возишься с этим грязным мальчишкой?»