Анна включила чайник и машинально посмотрела в окно. Весна за окном была какая-то слишком весёлая для её настроения. Возле дома кто-то сигналил, наверняка — Валентина Петровна с третьего, у которой педаль тормоза и гудок связаны одним нервом. С улицы несло жареным луком и детскими криками. В кухне пахло мятным чаем и неопределённым тревожным состоянием.
Алексей сидел за столом и теребил ручку. Стеклянная, с логотипом какого-то банка, он её таскал с собой лет десять. Видимо, верность у него всё-таки где-то живёт — просто не в отношениях.
— Чай будешь? — спросила Анна, стараясь держать голос в ровной тональности, как диктор прогноза погоды. Ну знаешь, когда говорят, что «местами осадки», но ты уже понимаешь — твой зонт не спасёт.
— Нет. Давай сразу к делу, — сухо ответил он, не поднимая глаз.
Она опустилась на табурет, налила себе чай, укутала ладони в тёплую чашку, как будто это могло защитить от того, что сейчас прозвучит.
— Анна, послушай. Я тебя люблю, ты знаешь. Но я не могу позволить себе второй раз пройти через ту же мясорубку. После развода с Танькой я пять лет отдавал ипотеку за квартиру, в которой даже штору не выбрал сам. — Алексей посмотрел прямо на неё. Глаза — спокойные, почти чиновничьи. — Поэтому я предлагаю брачный договор.
Он положил папку на стол. Та самая, из магазина с громким названием «Доверие», irony included. Синий пластиковый файл, внутри — листы, исписанные не её рукой.
— Ты серьёзно? — Анна не ожидала, что вопрос выйдет с таким хрипом. — Ты сейчас предлагаешь мне расписаться в том, что я тут так… «временно посидеть», а потом, если что, уеду в тапочках и со своими трусами?
— Это просто формальность. У каждого должно быть своё. Мне — квартира, тебе — твоя независимость. Всё честно.
— Честно?! — она чуть не уронила чашку. — Ты называешь это честно? Алексей, у тебя трёхкомнатная в центре, «своя». А у меня — ипотека в Балашихе и мама, которая ещё не знает, что я к тебе переехала. И ты мне «всё честно».
— Ну не надо драматизировать. Это обычная юридическая защита. Я не хочу обжечься снова.
Анна рассмеялась. Не весело, а так, нервно — как смеются, когда понимают, что попали в ловушку, и выход только через позор или скандал.
— А ты не думал, что если ты мне не доверяешь — то, может, и не стоит всё это начинать?
— Я доверяю. Просто я не идиот.
— Прекрасно. Значит, по твоей логике, я — потенциальный паразит. Жду, когда ты ослабеешь, чтоб утащить твой диван и «Самсунг».
Он молчал. Как мужчина, который уже всё сказал, и теперь просто ждёт, когда женщина «подумает и успокоится». Анна встала.
— Я тебе так скажу. Этот договор — не про имущество. Это про то, как ты меня видишь. Как приживалку. Как ту, что «вот-вот может утащить».
— Ты утрируешь.
— Да пошёл ты со своим юризмом, Лёш. Это не утрирование — это правда. Ты меня не любишь. Ты меня боишься.
Он опустил взгляд. Почесал подбородок. Всё как всегда — эмоции под контроль, рациональность — на щит.
— Я просто хочу спать спокойно. Без адвокатов и дележа.
— А я хочу спать с мужем, а не с бухгалтером, который считает, сколько я съела за завтраком.
Она резко вышла из кухни, хлопнув дверцей холодильника, просто потому что настоящей дверью хлопнуть не получилось — у Алексея всё с доводчиками, чтоб «не портить мебель».
Позже она сидела в комнате, на диване, и ковыряла в телефоне. Людмила уже три раза звонила, но Анна не отвечала. Она знала, что подруга скажет: «Я ж тебя предупреждала», и вся эта братская забота сейчас была бы как соль на ожог.
Когда она всё-таки нажала «перезвонить», голос Людмилы прозвучал мягко, как всегда в таких случаях — с намёком на «ну, я тебе не «я ж говорила», но говорила же».
— Ты что, правда это подписала? — Людмила почти шептала.
— Нет пока. Но он этого ждёт. Говорит, что это просто бумажка. Формальность.
— Да у него мозги как у калькулятора. Нажал — считает. А где чувства, Ань? Где любовь, вот это всё?
— Вот именно. У него — брачный договор, у меня — сердечный инфаркт.
— Ты с юристом говорила?
— Нет пока. А смысл?
— Смысл в том, чтобы понимать, как тебя хотят обуть — и сколько пар носков у тебя останется после развода.
Анна рассмеялась. Первый раз за вечер по-настоящему. Потому что Люда умела — и в живот ударить словом, и одновременно прижать, как сестра.
— Люд, мне страшно. Я боюсь, что если откажусь — он уйдёт. А если соглашусь — я сама от себя уйду.
— Вот и ответ. Ты либо живёшь с ним, либо выживаешь рядом. Вариант «пока удобно» — он, может, и работает для микроволновок, но не для отношений.
— А если он скажет, что без договора — никак?
— Тогда ты скажешь: «Ок, до свидания, но тапки оставь у двери». А потом идёшь к Марине Сергеевне. Она — как Халк, только в деловом костюме. Разберёт его бумажку на атомы.
В эту ночь Анна не спала. Лежала на спине, уставившись в потолок. Алексей уже давно спал, повернувшись к ней спиной. Тихо, почти незаметно, но она слышала каждое его дыхание. И с каждым вдохом ей становилось всё яснее — она не может остаться в этих отношениях в роли удобного приложения. Пусть даже с подогревом сидений и кофе по утрам.
Она достала договор. Медленно перелистала. Каждое слово — как пощёчина.
«Имущество, нажитое в период брака, остаётся в собственности стороны, оформившей его на своё имя.»
«Стороны отказываются от взаимных претензий в случае расторжения брака.»
«Расходы на совместное проживание осуществляются пропорционально доходу сторон.»
То есть — он платит больше, но и прав у него больше. А она — сиди, люби, и не претендуй.
Чайник на кухне щёлкнул. Она не помнила, чтобы его включала. Значит — Алексей.
— Не спишь? — тихо спросил он, зайдя в комнату.
— Нет. Размышляю, как из женщины сделать бухгалтера своей души.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Ты хотел себя защитить. И сделал это — от меня же. Странная логика, но логичная.
Он сел рядом. Тёплый, родной, но в эту секунду — чужой.
— Ты всё-таки подпишешь?
Анна глубоко вздохнула.
— Завтра я поговорю с юристом. Если всё, что ты мне предложил — правда такая формальность, как ты говоришь, то тебе нечего бояться.
Он кивнул. Но по лицу было видно — боится. Только не юристов. А правды.
Анна вбежала в здание бизнес-центра, перепутав этаж. Лифт застрял между вторым и третьим — классика жанра. Пока поднималась пешком, мысленно выругала всё: и Лёшину логику, и себя за наивность, и даже Марину Сергеевну, которую ещё не видела, но уже подозревала в том, что та сожрёт её с хрустом.
Марина Сергеевна оказалась не такой. На вид — лет сорок с хвостиком, без хвоста. Чёткая, собранная, с голосом, который может управлять тремя подчинёнными, телефоном и разводом одновременно.
— Анна? Проходите. Садитесь. Чай, кофе, поддержку в трудную минуту?
— Угу… поддержку в придачу к анализу брачного договора, — попыталась пошутить Анна, но голос дрогнул.
— Ну, тогда чай. Я тоже предпочитаю сахар в кружке, а не в жизни, — кивнула юрист и взяла листы, расправляя их, как поле боя.
Наступила пауза. Слишком долгая.
— Угу… — сказала Марина, листая. — Это даже не брачный договор. Это финансовая пощёчина. Кто его составлял?
— Он. Ну, с каким-то нотариусом. Через знакомых. Говорит, всё «по закону».
— По закону — может быть. По совести — точно нет. Тут прописано, что если вы разведётесь, и у вас даже будет ребёнок, ты всё равно получаешь ноль. Ты в курсе?
Анна вздрогнула. Слово «ребёнок» попало в точку. Они ведь обсуждали. Даже имена выбирали. А теперь — «если будет ребёнок» и «ноль» в одной фразе. Прекрасно.
— А можно… ну… внести изменения?
— Анна. Можно всё. Вопрос в том, готов ли он. Ты вообще уверена, что он на твоей стороне?
— Хочу быть уверена. Я люблю его. Просто… он боится.
Марина хмыкнула.
— Боится? А ты не боишься остаться на улице, с чемоданом трусов и без квартиры, если он однажды «перестанет чувствовать»? Это, кстати, цитата из одного моего дела.
Анна опустила взгляд.
— Я думала, что любовь — это не про расчёты…
— А он — думал иначе. Ты теперь должна подумать, что важнее: его комфорт или твоя безопасность. Я не про деньги. Я про уважение.
В кабинет заглянула помощница:
— Марина Сергеевна, у вас через десять минут онлайн-консультация с госпожой Чистяковой.
— Спасибо, Катя. Анне — чай. Мне — крепость духа. — Она вернулась к Анне. — Так. Слушай внимательно. У тебя два пути.
Она показала пальцы — как на уроке математики, когда объясняют, что «минус на минус» даёт плюс, но боль всё равно остаётся.
— Первый — ты подписываешь. Потом ты живёшь в ожидании. А вдруг изменит. А вдруг уйдёт. А вдруг… Ну ты поняла.
— Поняла. Дрожать каждый день от мысли, что снова останешься ни с чем. Это уже было.
— Вот именно. Второй вариант — пересмотр условий. У тебя есть право на справедливость. Он хочет договор — пусть будет. Но договор, где есть ты. А не только его стены и сковородки.
— Ты поможешь?
— Я уже помогаю. Я всё перепишу. Внесу пункты, где будет отражено: если вы вместе — имущество общее. Если не вместе — по договорённости. Если ребёнок — обязательства. Не подачка, а ответственность.
Анна выдохнула. Как будто её держали под водой, и только сейчас она всплыла.
— Марина Сергеевна, спасибо. Я думала, юристы — это сухие люди. А вы — как… правовая мать Тереза.
— Я просто женщина, которая развелась дважды и теперь спасаю других. Видимо, это мой путь. Всё, Анна, идите домой. Спокойно. И с ответом. Он тебя проверял — проверь теперь ты его.
Анна вернулась домой в половине восьмого. Алексей встречал её с блинчиками. Видимо, где-то в его голове было: «если ты что-то натворил — корми». Универсальная мужская система извинений.
— Ты где была? — осторожно спросил он, как будто не знал.
— У юриста. У настоящего, — спокойно ответила она и села за стол. — Блинчики холодные. Как и наша близость последнее время.
Он замер. Потом — сел напротив.
— Анна. Давай не будем превращать это в драму. Я не враг тебе. Просто я — осторожный человек.
— Ты — трус, Лёша. Ты боишься не меня, а повторения. Но в итоге ты сам создаёшь повторение. Снова недоверие, снова женщина, которая рядом, но без прав. Это как платить за метро, не доезжая до нужной станции.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не хотел ничего отдавать. Даже веру в то, что мы — партнёры. А я — не твоя домработница. И не «опция с рисками». Я — женщина, которую ты, чёрт возьми, якобы любишь.
Он замолчал. А потом… сжал губы.
— Ты принесла что-то от юриста?
— Да. Новый проект договора. С нормальными пунктами. С уважением ко мне, к нам и, не поверишь — даже к твоей квартире. Всё сбалансировано. Без слюней, но и без подлости.
— Можно посмотреть?
— Можно. Но учти. Если ты скажешь: «мне это не подходит» — мы расходимся. И точка. Я больше не хочу быть в паре, где есть только один водитель, а второй — чемодан.
Он взял договор. Читал долго. Даже брови шевелились. Временами фыркал.
— Ты серьёзно думаешь, что я подпишу это?
Она молча встала. Взяла пальто.
— Вот и ответ.
— Куда ты?
— К Людмиле. Там — квартира без контракта, но с поддержкой. А ты пока подумай: хочешь ли ты партнёрство… или просто собственность, которая не капает на мозги.
Она хлопнула дверью. Не очень громко — опять эти проклятые доводчики.
В квартире Людмилы пахло куриными котлетами и новой жизнью.
— Ну что, я тебя поздравляю. Ты почти невеста с яйцами. Он подписал?
— Пока нет. Я ушла. Сказала: либо он — с уважением, либо я — с вещами.
— Вот теперь ты настоящая женщина. Не нюня с кольцом, а королева с самооценкой.
— Мне страшно, Люд. Вдруг я потеряла всё?
— Ты не потеряла. Ты вернула себя. А теперь жди. Если он не идиот — он появится. С новым договором. И с теми самыми тремя словами.
— Какими?
— «Я всё понял». И без блинов.
Анна проснулась рано. Людмила, как всегда, ушла по делам, оставив записку на холодильнике в стиле «ешь всё, кроме Вадимова пива». Квартира напоминала убежище для женщин, сбежавших от нелепых браков, токсичных шефов и косметологов, которые делают брови «как у молодой тёти Зины». Больше всего Анна сейчас ценила именно это — тишину, в которой можно подумать.
На второй день её отлучки от Лёшиной вселенной, он не звонил. Ни смс, ни сообщения. Ничего. Абсолютный вакуум, в котором шевелилась только одна мысль: а может, он и рад, что всё само рассосалось?
На третий день она вышла на улицу. Погода была такая же, как внутри — пасмурная, но терпимая. Прогулялась до кофейни, заказала самый дорогой капучино — назло всем скромностям. И именно в этот момент её нашёл Алексей.
Без цветов. Без блинов. С бумажкой. И с девочкой лет двенадцати.
Анна чуть не уронила кофе.
— Привет, — выдохнул он.
— Это твоя… дочь? — почти шёпотом.
Девочка насупилась и отвернулась.
— Соня. Дочь. От первого брака. Я давно хотел её тебе показать, но… всё не складывалось.
— Ты хотел мне показать свою дочь, но решил начать с пофигистского брачного договора? Интересный у тебя подход.
— Анна, пожалуйста. Я принёс подписанный договор. Новый. По тому шаблону, что ты дала.
Подробнее
Игры для всей семьи
Он протянул бумагу. Она взяла, мельком пробежала глазами. Без уловок. Без обмана. Чисто. Как слеза пенсионного фонда.
— И ты решил сделать это вот так? С ребёнком на подстраховке? Это шантаж или демонстрация, что ты всё-таки человек с чувствами?
— Я хочу, чтобы ты увидела: я не боюсь делиться тем, что мне дорого. Ни имуществом, ни жизнью. Я просто… боялся снова вляпаться. Но ты — не вляпывание. Ты — шанс. И я не хочу его просрать.
— Очень романтично. Надеюсь, девочка сейчас не всё слышит.
— Соня уже слышала хуже. Правда, Сонь?
Девочка пожала плечами и мрачно пробормотала:
— Мне пофиг, я просто хочу домой.
— Понимаю тебя, — кивнула Анна. — Я тоже.
— Поехали? — тихо спросил он.
— Ты уверен? У тебя в договоре теперь я — не «сожительница в законе», а «равноправный партнёр». Ты с этим вообще нормально спишь?
— Да. Лучше, чем когда ты ушла. Я понял, что мне не женщина нужна — удобная. Мне нужна ты. Со всеми «нет», «я подумаю» и «убери свои тапки из ванной».
Она посмотрела на него. Потом — на Соню. Та явно терпела. Не всхлипнула, не закатила глаза — просто терпела. Хороший актёр. Но Анна таких умела читать.
— Хорошо. Считай, это тест-драйв. Без секса, пока не докажешь, что умеешь делиться не только квадратными метрами, но и уважением.
— Я готов.
— Тогда пошли. Только тапки в ванну не ставь. И от блинчиков я пока отказываюсь.
Соня наконец-то усмехнулась.
— У вас забавная семейка. Мама сказала, что вы «странные взрослые». Похоже, она была права.
— Ты ещё не видела, как он гладит рубашки. Это перформанс на выживание, — улыбнулась Анна.
И они пошли. Втроём. Без гарантии, но с шансом.
Вечером они сидели на кухне. Алексей мыл посуду (!), Соня что-то строчила в телефоне, а Анна пила чай. Не метафору, а обычный чай — чёрный, с лимоном.
— Ты веришь, что это может получиться? — спросил он, не оборачиваясь.
— Нет. Но хочу попробовать. А это уже немало.
Он кивнул. Соня подняла голову:
— Вы странные. Но, может, и не такие уж безнадёжные.
И Анна впервые за долгое время подумала: возможно, в этот раз — не вляпалась. А вошла. В дом. Где наконец-то есть и стены, и слово, и кофе без страха