Марина смотрела на Виктору Сергеевича, и ее сердце наполнилось знакомым чувством горечи. Ее отношение к этому человеку осталось неизменным — холодным и пронизанным осознанием его истинной сущности. Когда-то, в прошлой жизни, она была наставником ещё тогда ещё начинающего врача. Уже тогда было очевидно, что из него выйдет посредственный специалист, но он даже не пытался исправиться. Его равнодушие к профессии вызвало у Марины раздражение, и она не стеснялась высказать свое мнение. Нагони, которые она устраивала, никогда не были беспочвенными — всегда за дело. А теперь взгляните: он разжирел, как старый мешок с картошкой. Живот едва лежал за столом, лицо выражало самодовольство человека, который добился своего лишь благодаря связям и времени, а не таланту.
— Марина Андреевна, — начал он, откидываясь на спинку кресла, словно кинув короля на трон. — Давайте без лишних разговоров, мы ведь взрослые люди. Я бы никогда не взял вас на работу, но всё-таки возьму. Знаете почему? Чтобы потешить свое эго.
Его слова резанули слух, но Марина печально лишь усмехнулась. Она знала, что он прав, но не собиралась показать свою боль.
— Совершенно верно. «Вы всегда были женщиной умной», — парировала она, сохраняя спокойствие.
— Более того, доктор, конечно, никто вас не возьмёт. Скорее всего, и медсестру реконструировать не сумеете. А вот должность санитарки могу предложить хоть сегодня, — Виктор расплылся в неприятной улыбке, демонстрируя все свои желтые зубы.
— Ну, ничего другого я, в общем-то, и не ожидала, — ответила Марина, внутренне сжимаясь от унижения.
— А как вы думали? С вашим послужным списком вы и за это должны сказать спасибо.
— Спасибо. Когда приступать?
— Найди старшую медсестру, она вам всё объяснит. Всего доброго, Марина Андреевна.
Марина постаралась выйти из кабинета с ровной походкой, хотя внутри всё кипело. Ее действительно никуда не брали. Ни по специальности, ни на какой другой работе. А всё потому, что за плечами было семь лет тюрьмы. Семь долгих лет за то, что она убила своего мужа.
История была банальной, неприглядной и давно решённой. Марина любила свою работу. Она давала ей много времени, а мужу это не понравилось. Ему хотелось, чтобы всё внимание уделялось только ему. Сначала он обижал ее слова, потом за каждое опоздание с работы начинал избивать, с каждым разом сильнее всё. Успех Марины превратился в дёрганую истеричку, которая боялась собственного дома.
Однажды, когда муж слишком разошёлся, она схватила первое, что попалось под руку, и со всей силы ударила его по голове. Это была сковорода. Хорошая, тяжёлая, чугунная. Марина всегда любила качественную посуду.
Никто, включая ее адвоката, не поверил, что в ее семье творилось такое. Муж был уважаемым человеком, вызывающим приюты к животным, а вот у нее в последнее время сложилось совсем иное мнение. О том, что муж ее бьет, Марина никого не касается. Было слишком стыдно. А вот ее нервные срывы на работе не остались незамеченными.
В общем, отсидела от звонка до звонка. Вышла — жить негде. Родственники мужа их квартиру, естественно, забрали. Спасибо, тётка приютила, но сразу предупредила, что долго жить с кем-то не смогу.
— Я не долго живу с кем-то, потому что вся жизнь прожила одна. Пойми, Мариночка, я хорошо к тебе отношусь, но не привыкла я к соседям. У меня вот здесь это лежит, вот там — то. Чуть сдвинешь, не замечаешь, а мне уже не по себе. Мы только ругаться будем. И не потому, что есть из-за чего, а потому, что обе так жить не смогу.
Марина поняла, что тётя абсолютно права. И даже была благодарна ей за откровенность. Пообещала непременно что-нибудь придумать. Эй нужна была работа. Пока хоть как-нибудь, чтобы не сидеть у тётки на шее. А дальше она будет искать и обязательно что-нибудь найдёт.
Из тех, кто раньше работал в этой больнице, почти никого не осталось. Как она по секрету баба Зина, которая работала здесь санитаркой уже тридцать лет и за это время рассказала, стала просто «бабой Зиной», из-за этого самодура и казнокрада все разбежались.
Марина улыбнулась: — Баба Зина, что-то вы его уж слишком сурово. Мне кажется, просто немного глупый и самовлюблённый.
— Ничего не сурово. Вот поработаешь тут, сама узнаешь. Господи боже мой, что ж на свет сделал? Врачей не хватает, а доктор хорошего — в гигиене. Ужас, что творится!
Баба Зина подхватила свое ведро и пошла мыть полы, не забывая причитать и временами креститься.
Марина Андреевна отработала всю неделю, но уже была, наконец, баба Зина права. В больнице царил полный бардак. Люди сами приносили лекарства своим родственникам-пациентам. Пациенты ложились в больницу со своим постельным бельем. О том, что подавали в столовую под видом еды, даже упоминать не хотелось.
Марина не понимала ни одного: так везде сейчас или только у них? Как-то разговорилась с одним из докторов. Тот устало махнул рукой: — Сейчас вокруг не сахар, а у нас — самый пик.
— А почему, Павел Иванович? Чем отличаемся? Когда я здесь работала, такого беспредела не было.
— А потому, Мариночка Андреевна, воровать нужно, когда есть из чего. А когда беру не из чего, но хочется, вот это всё и получается.
— Да уж, а вы не первый, кто в этой больнице говорит про воровство. И почему все молчат?
— Вы что, предлагаете обойти начальство, написать заявление? Так это глупо. Ни у кого никаких доказательств нет, а бардак нынче везде. Не удивлюсь, если наверху, даже не вспомню, что и когда предлагали.
Марина узнала, что теперь выяснилось, что у больниц есть спонсоры, которые находят деньги на различные нужды. А ещё узнала, что один из таких спонсоров сейчас лежит здесь же, в самой необходимой палате. Готовят ему отдельно. У него персональная медсестра. В общем, всё, чтобы он не догадался, что в больнице всё очень плохо.
Хотя, как говорили девушки-медсёстры, ему уже всё равно, что тут происходит, потому что он умирал. Врачи боролись, меняли одно лекарство на другое, но лучше не стало.
Как сказала баба Зина: «Жалко его, хороший мужик. Гонял нашу Виктору почём зря, а теперь видишь, и сам Леж».
Марина спросила: — Если у него много денег, почему он не поедет лечиться за границу?
— А он, Мариночка Андреевна, словно рукой на себя махнул. Ничего ему не хочется, ничего не интересно. И не старый ведь. Точно не знаю сколько, но пятидесяти точно нет.
Вечером после отбоя Марина решила сходить посмотреть на этого миллионера. Эй, было очень любопытно. Интересно взглянуть не на умирающего человека, а совсем на другое.
Дело в том, что ещё в институте они с ребятами думали над лекарством именно от этой болезни. Благодаря этому ориентирующие и экспериментирующие отсеялись. И к тому времени, когда все уже самостоятельно работали, этой интересной темой занималась только Марина.
Конечно, в одиночку продвинуть исследование до тех пор, пока она не могла, но всё равно периодически возвращалось к нему. Там не было ничего сверхъестественного. Просто очень точно рассчитывались пропорции разных веществ, образуя такую гремучую смесь на грани, которая действовала именно в том направлении, в каком было нужно. Но ни на ком не проводятся испытания, поэтому о последствиях воздействия никто ничего не мог сказать.
— Можно? — тихо спросила Марина, приоткрыв дверь палаты. Ее голос был слегка слышен, но в нем угадывались нотки напряжения.
Мужчина повернул голову, его взгляд был тяжёлым, но не лишённым интереса:
— Да.
Марина вошла, осторожно присела на край стула и внимательно посмотрела на лицо пациента. Всё совпадало. Каждая отдельная деталь — как в тех учебниках, в которых они когда-то углублённо выявляли симптомы.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, стараясь закрыть волнение.
Он усмехнулся, окидывая своим вниманием взглядом:
— А вы как думаете? Вы ведь не врач?
— Ну, сейчас — нет, — ответила Марина, внутренне готовясь к следующему вопросу.
— Это как? — мужчина поднял бровь, явно заинтригованный.
Марина улыбнулась, хотя ее сердце колотилось от предчувствия:
— Наверное, я рассказываю вам свою историю, чтобы вы не думали про меня еще хуже, чем есть.
В глазах мужчины прозвучал мельчайший интерес:
— Ну, любопытно.
За две минуты Марина рассказала всё — от своего ареста до работы санитаркой в этой больнице. Говорить так много за последние десять лет она не говорила, и язык как бы шуршал во рту, выдавая слова быстрее, чем она постепенно их обдумывала.
Когда она замолчала, глубоко выдохнул:
— Да уж, история достойна пера писателя. И как вам работает под началом Виктора Сергеевича?
— А вы как думаете? — парировала она, стараясь сохранять спокойствие.
Он произнес:
— По-хорошему, гнать его отсюда поганой метлой. Но… Пусть этим занимаются другие.
— А почему не вы? Вы же видите, что тут творится, — осторожно спросила Марина.
— То, что я вижу, меня вполне устраивает. И всё же хотелось бы знать — вы ведь не просто так ко мне пришли? На начальстве приветствуется?
— Да нет, что вы. Не жаловаться. Даже не знаю, как объяснить, но в общем…
Марина не говорила так много за последние годы. Она даже устала, чувствуя, как становится языком ватным. Мужчина поворачивается на тумбочку:
— Там водичка есть. Вообще очень интересно. Сколько там мне ваши эскулапы отводят? Месяц?
— Ну, примерно так, — она опустила глаза, чувствуя, как щеки краснеют. — Простите.
— Да перестаньте, я же взрослый человек. Пожить, конечно, хочется. А через сколько я умру, если и твои лекарства не помогут?
— Не знаю. Оно может не помочь, но убивать не должно. Мы все так думали и думаем.
— А я ведь ничего не теряю. Совсем ничего. Зато у меня появился маленький, маленький шансик. Сколько времени его нужно принимать?
— Всего раза три, с интервалом в неделю.
— Я согласен. Что нужно? Деньги?
Марина свернула:
— Нужно купить препараты. Они не очень дорогие, но, как вы понимаете, сейчас у меня просто нет средств.
— Дайте мне телефон, — он дрожащей рукой потянулся к экрану.
Через десять минут телефон Марины пиликнул. Александр, так звали миллионер, перевёл деньги, и она попрощалась:
— Тогда я до завтра?
— Да, я снова в ночную смену.
Вечером Марину ждала представительство в кабинете Виктора Сергеевича. Он не дал ей даже слова сказать:
— Ну вот о чем ты только думал? Я тебя на работу из жалости взял, а ты…
— Эх, я дурак наивный. Как же можно верить человеку, который только что освободился? Я еле уговорил наших спонсоров, чтобы ты снова за решётку не упекли. Благодарю, что люди добрые. Это ж надо — красивые лекарства, на которые нам спонсоры деньги приносят, и продают их! Вы так же больны без лечения. Немедленно вон из больницы! По статье вас уволю.
Он вытолкал ее из кабинета, не дав произнести ни слова. Слёзы застилали глаза. Марина бросилась в свою подсобку, но остановилась. Александр ждёт. А вдруг ему поможет? Тогда он наводит порядок.
Она влетела в палату, вытащила из кармана свёрток:
— У нас всего несколько минут.
— Погодите, что случилось? Вы плакали?
— Долго разрабатывать. Ваши товарищи-спонсоры взяли нашу Виктору за горло, наверное, кто-то пожалел. Ну и он быстренько всё спихнул на меня. Я же сиделка. Мол, лекарства ворочала и продавала. Всё из больницы вы вынесли.
Александр округлил глаза:
— Да это же бред! Один человек не может вынести и продать такое количество!
— У нас совсем нет времени. Если меня здесь увидят, то просто вышвырнут в окно. Давайте руку. Не бойтесь. Главное — ничего не бойтесь.
Она медленно вводила лекарство, молясь, чтобы их никто не помешал.
— Сначала надо немного тошнить, но через пару часов станет лучше. Запомните мой адрес: Луговая, 27. Ровно через неделю нужно делать следующий укол.
Марина выскочила из палаты как раз вовремя. Она только закрыла дверь в каморку, как из-за угла появилась целая миссия во главе с Виктором. Они направились к палате Александра.
Надолго там не задержались. Александру было плохо. Выйдя, Виктор с нескрываемой скорбью произнес:
— Совсем недолго остался любимому пациенту.
Утром Виктор Сергеевич первым делом вернулся в палату:
— Нужна всё подготовка. Анализы взять. Смерть скоро придёт, так что надо документально подготовиться, чтобы не обращать внимания ни на какие вопросы.
Он вошёл в палату и замер. Александр Григорьевич сидел на кровати и пил чай. Уже месяц, если не больше, он не садился.
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич.
— З-здравствуйте, — Виктор потёр глаза.
— Ну, не стоит так нервничать. Вы не могли бы прислать какого-нибудь санитара, лучшего санитара? Очень хочется принять хотя бы душ, а мне пока никак.
Виктор замолчал и выскочил за дверь.
Марина шла из угла в угол. Сегодня ровно неделя, как она сделала укол Александру. А если не приедет, что тогда? А вдруг он адрес забыл?
Тётка не выдержала:
— Маринка, сядь, не мельтеши. Ты же сама говорила, мужчина серьёзный, бизнесмен. Если забыл адрес, найти его можно, в больнице вернётся. Так что сиди и жди. И молись. Вдруг всё хуже стало? Вот тогда тебе лет на двадцать посадят. Зачем ты вообще в это ввязалась?
Тётка только успела договорить, как прямо у дома остановилась машина. Из-за руля выскочил, открыл пассажирскую дверь и помог кому-то мужчине выйти.
— Это он! Тётя, это он! Сам ходит!
Тётка улыбнулась. Хоть и старалась она казаться серьёзной, чтобы Маринка не думала у неё остаться, но всё чаще ловила себя на мысли, что одной жить не так уж хорошо, как с племянницей. И обед готовят, и всё чисто, и обнимают, и поговорят, и выслушают.
— Вижу. Молодец ты. Умница.
После второго укола Александр продержался у них несколько часов. Пили чай, разговаривали. На третий укол пришел утром, да до вечера и просидел. Рассказал, как выгнали Виктору, как в больнице всё пересмотрел.
Вечером, уходя, спросила:
— Марина, а можно вас пригласить в ресторан?
— Вы ничего не забыли? Я же сиделка!
Александр улыбнулся:
— А я в детстве у одноклассников обеды из портфелей воровал.
Марина удивлённо посмотрела на него, а потом рассмеялась:
— Ну, в таком случае, конечно, да.
А тётушка, услышав это, отвесила поклон в кулаки:
— Спасибо. Хорошая Маринка девка. Заслуживает счастья.