Я НЕ ВИДЕЛА СВОЮ МАТЬ МНОГО ЛЕТ — С ТОГО САМОГО ДНЯ, КОГДА ОНА ВЫБРАЛА МОЕГО БРАТА, А НЕ МЕНЯ
Мне было десять, когда она приняла это решение. Она вышла замуж за моего отчима, родила моего сводного брата, и вдруг я превратилась в обузу. Напоминание о прошлом, которое она не хотела признавать. Она сказала бабушке, что я для нее лишний груз, что у нее нет ни времени, ни желания со мной возиться.
Без колебаний бабушка забрала меня к себе. Не потому, что была обязана, а потому что любила. А, может быть, и потому, что боялась. Боялась, что иначе я окажусь в системе — никому не нужной, выброшенной, как старая игрушка, с которой никто больше не хочет играть.
Когда мне исполнилось одиннадцать, бабушка настояла, чтобы мы пошли на «семейный ужин». Может, глубоко в душе я надеялась, что что-то изменилось, что мама посмотрит на меня и увидит во мне не просто ошибку, о которой сожалеет.
Но когда мы пришли, я увидела лишь женщину, которая давно обо мне забыла.
Она с любовью поправляла волосы моему брату, целовала его в лоб. Когда же ее взгляд скользнул по мне, в нем не было ни тепла, ни радости.
— Привет, мама, — сказала я, заставив себя улыбнуться.
Ее губы слегка поджались.
— О. Ты здесь.
Вот и все. Ни объятий, ни радости, ни даже намека на то, что мое присутствие для нее что-то значит.
Но я старалась. Я потратила часы, создавая для нее открытку, раскрашивая каждый уголок, делая ее идеальной. Это был мой способ сказать: Я все еще люблю тебя. А ты меня?
Я протянула открытку дрожащими руками.
— Я сделала это для тебя.
Она едва взглянула на нее, прежде чем передать моему брату.
— Держи, дорогой. Это для тебя.
Я замерла.
— Н-но… я сделала это для тебя…
Она лишь махнула рукой, уже поправляя воротник брата.
— Ой, да зачем мне это? У меня есть все, что мне нужно.
Все. Кроме меня.
Это был последний раз, когда я пыталась.
Она больше не выходила на связь. Вскоре переехала, а я научилась жить без матери. У меня была бабушка, и ее было достаточно. Она была моей опорой, моим светом. Она дала мне понять, что я не ошибка.
Но время делает свое дело.
Мне было тридцать два, когда бабушка ушла. Это была такая потеря, от которой мир становится пустым, как будто тебя лишили жизненно важной части самого себя. Следующие дни я провела, разбирая ее вещи, вновь переживая воспоминания, пытаясь осознать, что ее больше нет.
И вот раздался стук в дверь.
Я вытерла лицо, ожидая увидеть соседа или старого друга бабушки.
Но когда открыла…
Мое тело застыло.
Передо мной стояла она.
Моя мать, как будто у нее было хоть какое-то право быть здесь, спустя столько лет. Она не выглядела ни раскаявшейся, ни опечаленной.
Она сразу перешла к делу.
— Нам нужно поговорить о доме.
Я моргнула, пытаясь осознать, что она вообще говорит.
— …Что?
Она раздраженно вздохнула, будто это я была тут неразумной.
— Его нужно продать, это очевидно. И деньги должны быть разделены честно. На троих — между тобой, мной и твоим братом.
Я рассмеялась — резко, холодно. Не потому что было смешно, а потому что это было верхом наглости.
— Ты правда думаешь, что заслуживаешь долю? — мой голос оказался еще холоднее, чем я ожидала.
Она склонила голову, будто именно я сейчас вела себя неразумно.
— Конечно. Она была моей матерью, а у нее было двое внуков. Деньги должны быть поделены справедливо.
Справедливо.
Это слово повисло в воздухе, полное иронии.
Я почти пожалела ее. Как же жалко она выглядела, так уверенная, что имеет право на что-то.
Но я больше не была той десятилетней девочкой, которая отчаянно искала ее любви.
Я улыбнулась.
К счастью для меня, бабушка все предусмотрела.
На следующий день мы отправились к ее адвокату, и он сказал то, что я уже знала.
Завещание будет зачитано на похоронах.
И вот женщина, которая отказалась от меня, которая видела во мне лишь ошибку, была вынуждена сидеть перед людьми, которые действительно меня любили, и ждать, что же ей достанется.
Адвокат прочистил горло и начал читать.
— Моему любимому внуку я оставляю все. Мой дом, мои сбережения, все, что я нажила за свою жизнь, достанется тому, кто был рядом со мной, кто любил меня, когда мне нечего было дать взамен.
По залу пробежал шепот, но я смотрела только на нее.
Ее лицо застыло. Пальцы сжались в кулаки.
Адвокат продолжил.
— Моей дочери, которая давным-давно дала понять, что семья — это выбор, и она его не сделала, я не оставляю ничего. У нее уже есть все, что она когда-то хотела, как она сама говорила.
Лицо моей матери покраснело.
— Моему внуку, ее сыну, я желаю добра. Но мой дом, дело всей моей жизни, принадлежит тому, кто никогда меня не бросал.
Наступила оглушительная тишина.
Мать вскочила, ее щеки пылали от злости. Она не стала дожидаться окончания чтения завещания.
Развернулась и вышла, стуча каблуками по полу.
Это был последний раз, когда я ее видела.
И впервые в жизни я не чувствовала, что что-то потеряла.
Я уже победила.