— Мне безразлично, что ты думаешь! Это мой дом. Мой. А ты привёл чужую женщину и решил, что теперь она тут главная?!
— Катя, не кричи, ребёнок услышит… — Артём выглянул в коридор. — Он же всё понимает.
— А кто вообще спрашивал его мнение? — Катя указала пальцем на комнату, откуда доносились звуки мультиков. — Кто разрешил ему быть здесь? Ты хотя бы предупредил меня, прежде чем они переехали?
Ольга стояла у раковины спиной к ним, медленно протирая кружку. Она не спорила, но и не уходила, будто каждое её движение было продумано наперёд.
— Катя, я просто прошу нормально… — начал Артём.
— Нет! — резко оборвала она. — Ты не просишь. Ты молчишь, пока здесь всё переворачивают: мои вещи выбрасывают, шкафы переставляют, мою одежду заменяют на их! Так ты решаешь проблемы?
— Я же говорил, что они всё равно останутся с нами, — пробормотал он. — Это не случилось внезапно.
— Ты сказал — «на пару дней», — Катя сжала кулаки. — А теперь она командует, как дома! Тебе это кажется нормальным?
Ольга обернулась.
— Может, хватит устраивать сцену на кухне? Всё-таки мы взрослые люди. Если есть претензии, можно обсудить их спокойно.
— Спокойно? — Катя горько рассмеялась. — Ты просто вошла и начала делать, что хочешь. А теперь я должна молчать?
— Я вошла? — Ольга приподняла брови. — По-моему, это твой брат всё решил. Или ты думаешь, он сам ничего не может?
Катя метнула взгляд на Артёма — тот снова опустил глаза, уставившись в пол, словно там была скрыта правда.
— Ты просто воспользовалась им, потому что у него есть крыша над головой, — процедила Катя едва слышно. — Вот и всё.
— Это уже грубость, — спокойно ответила Ольга. — Если ты хочешь остаться здесь, тебе придётся научиться общаться без оскорблений.
Наступила тягостная тишина.
— А может, тебе стоит уйти? — вдруг произнёс Артём, не поднимая головы. — Ты ведь всё равно недовольна.
Катя застыла.
— Что ты сказал?
— Просто… ты постоянно злишься. И тебе тяжело. Может, тебе будет легче жить отдельно…
Катя смотрела на него, не веря своим ушам. Будто кто-то одним движением разрушил весь их мир.
— То есть ты выгоняешь меня из моей квартиры, Тёма?
— Я не выгоняю… Я просто…
— Мама бы тебя не узнала, — тихо произнесла она.
— Не начинай про маму, — буркнул он.
— А кто, если не я, заботился о тебе? Когда ты сидел без денег месяцами, кто покупал еду? Я? Или она?
— Я не просил…
— Конечно, ты никогда ни о чём не просишь. Ты просто молчишь, пока другие делают всё за тебя. А теперь ты нашёл кого-то, кто займёт моё место, и считаешь, что я должна уступить?
— Хватит, — вмешалась Ольга. — Мы не обязаны выслушивать твои истерики. Поговорим, когда ты успокоишься.
Катя вдруг схватила свою любимую кружку со стола — старую, с облупленным рисунком сирени — и со всей силы швырнула её в мусорное ведро. Раздался громкий грохот.
— Поговорим, когда я успокоюсь? — повторила она. — Ты в моём доме. Но ладно. Поговорим.
Она вышла в коридор, схватила куртку, натянула ботинки и выбежала из квартиры.
Снаружи было серо, мелкий колючий снег падал с неба. Катя стояла у подъезда, дрожа и часто дыша, будто только что пробежала марафон. В голове царила пустота.
Она посмотрела на окна своей квартиры. Нет, уже не своей.
Теперь она — хозяйка.
Однажды вечером Катя вернулась домой и первой увидела на вешалке чужую куртку. Синяя, пухлая, с ярко-розовым подкладом. Не её и не Артёма. Катя лишь молча прошла мимо и заперлась в ванной.
Всё началось именно так.
Раньше всё было по-другому. Катя вставала в шесть утра, чтобы успеть к открытию поликлиники. Завтракала в тишине, чтобы не разбудить Артёма. Он работал на складе, смены были разные, и он вставал позже. Она варила кашу, нарезала хлеб — всегда купленный по акции, составляла список покупок на вечер. Её любимое время — раннее утро, когда город ещё спит, а кухня кажется единственным живым местом.
Катя не терпела хаос. Она любила порядок: всё должно быть на своих местах — полотенца, тарелки, пледы, даже пластиковые миски.
Артём всегда был мягким. В школе его обижали, и она защищала его. Когда мама заболела, Катя взяла на себя всю ответственность: лекарства, очереди, справки. После её смерти они оба словно провалились в пустоту. Тогда Катя сказала:
— Мы справимся. Главное — вместе.
Он кивнул. Но «вместе» почему-то значило, что она работает, готовит, платит. А он «ищет себя», «пробует разные варианты», «думает о курсах», «временно подрабатывает». Так продолжалось уже третий год.
Катя не была из тех, кто жалуется. Она просто старалась жить.
Ольга появилась буднично, словно её приход в их жизнь был чем-то обыденным. Артём познакомился с ней у друзей. Сначала встречи проходили у Ольги. Катя не возражала. Но вскоре Ольга начала «заглядывать». То стиральная машина сломалась, то ребёнок заболел, то работа задержала — и путь к ним казался слишком далёким. Катя считала: ладно, временно.
Через месяц Катя вернулась домой и застала Ольгу за перестановкой баночек на полках.
— Просто не могу видеть соль рядом с мукой, — спокойно объяснила та. — Мне так неудобно.
Катя ответила:
— Это моя кухня.
Ольга лишь пожала плечами:
— Я просто привела всё в порядок.
На следующий день исчезла миска, из которой Катя кормила бездомного кота. Потом из морозилки пропал контейнер с голубцами, которые она готовила для работы. Никто не объяснил почему. Артём сказал:
— Наверное, случайно выбросили. Там же мало места.
Катя не умела ссориться. Она замыкалась, становилась тише. Начинала мыть полы дважды в день, стирать чаще, перекладывать вещи — словно в порядке можно было найти смысл.
У Артёма с Ольгой завелась своя жизнь. Он стал другим рядом с ней — громче, увереннее. Хлопал дверями, говорил по телефону в коридоре. Раздражался, если Катя делала замечания.
— Ты взрослая уже, — говорил он. — Зачем ты цепляешься к мелочам?
Его гардероб изменился: появились новые вещи. В холодильнике засветился острый кетчуп, затем хлопья с шоколадом, потом детский йогурт.
Однажды утром Катя вошла в ванную и увидела: на зеркале теперь стоят четыре зубные щётки. Одна — её, вторая — Артёма, остальные две — чужие.
Это был знак. Никто не спросил. Не обсудил. Просто начали жить, будто Катя была лишней.
На собрании в поликлинике главврач Светлана Викторовна заметила:
— Катя, с тобой всё в порядке? Последнее время ты как будто не в себе.
Катя кивнула.
— Всё нормально.
Но ей снились сны. Будто она — гость в чужом доме. Идёт по своей кухне, а там чужие люди, чужие звуки. И она молчит. А никто даже не спрашивает, что она чувствует.
Однажды вечером она решилась поговорить с братом.
— Тёма, это ненормально. Это мой дом. Я не против гостей, но они должны быть гостями, а не хозяевами.
Он выдохнул.
— Катя, пойми. Мне с ней хорошо. Я с ней… взрослый, что ли. У неё ребёнок. Им тоже нужен дом. Ты же добрая. Справишься.
— Дело не в доброте, — сказала она. — Дело в уважении. Она меня не уважает. А ты позволяешь.
Он отвернулся. Как всегда.
— Катя, это уже слишком, — сказал Артём, не отрываясь от телефона.
Катя стояла у шкафа в коридоре. В руках — пакет с её вещами, вытащенными из нижнего ящика. Вещи были сложены кое-как, поверх них лежал её халат. А в ящике теперь аккуратно разложены вещи Ольги.
— Это мои вещи, Тёма. Мои. Сколько можно?
— Ты же не носишь этот халат. Я не вижу проблемы, — устало ответил он. — Оля просто навела порядок. Чего ты так злишься?
Катя бросила пакет на пол.
— Ты даже не спросил. Вы ничего не спрашиваете. Просто ставите меня перед фактом: теперь вот так. Я здесь кто? Квартирантка?
Из кухни вышла Ольга, вытирая руки о полотенце.
— Никто тебя не выгоняет, если ты об этом, — спокойно сказала она. — Но ты, видимо, не понимаешь, что жизнь идёт вперёд. Теперь вас тут больше, чем двое.
— Я поняла, — резко повернулась к ней Катя. — Я поняла, когда ты выкинула мои чашки.
— Они были с трещинами, — пожала плечами Ольга. — Опасно пить из таких. Я просто подумала, что пора обновить кухню.
Катя рассмеялась. Смех получился горький, режущий.
— Обновить кухню? Может, составишь список — что ещё выкинуть?
Ольга посмотрела на Артёма.
— Ты будешь с ней разговаривать или опять делать вид, что ничего не происходит?
Артём поднял глаза, вздохнул и тихо сказал:
— Катя, может, ты пока где-нибудь поживёшь? Мы все сейчас на нервах. А ты только больше нагнетаешь.
Катя застыла. Несколько секунд тишины.
— Тёма, ты вообще понимаешь, что говоришь? «Поживёшь где-нибудь»? У меня есть своя квартира. Ты жил в ней, потому что ты мой брат. А теперь ты меня выгоняешь?
— Без драмы, пожалуйста, — вздохнул он. — Это всё мелочи. Ты всегда всё раздуваешь. Не по-людски как-то.
— По-людски? — шагнула к нему Катя. — По-людски — это спрашивать. По-людски — это уважать. А вы просто захватили всё. Я в своей комнате как чужая. Вы даже бельё развешиваете у меня.
— Хватит, — тихо произнесла Ольга. — Мы с тобой не подружимся. Это ясно. Дальше — выбор за тобой. Хочешь жить в конфликте — живи. Но не удивляйся, если однажды тебя вообще перестанут замечать.
Катя вспомнила — как вспышку — больничную палату, мамину руку в своей. Как шептала тогда: «Я буду рядом с Тёмой. Всегда. Не дам ему упасть.» Ей было двадцать пять. Артёму — двадцать один.
Он вырос. И стал чужим.
Той ночью Катя долго не могла уснуть. Лежала, смотрела в потолок. Слышала, как в соседней комнате включали и выключали свет, как ребёнок кашлял, как Артём говорил вполголоса: «Да ладно тебе, она не навсегда…»
И вдруг решение пришло. Спокойное. Чёткое.
Она решила уйти. Не из-за Ольги. Не из-за Артёма. Ради себя.
Решение пришло внезапно: утром она написала Никите — старому однокласснику, с которым давно не общалась, но который недавно вернулся из армии и искал жильё. Катя отправила сообщение:
— Хочешь, могу сдать тебе комнату в трёхкомнатной квартире. Но с условиями.
— С какими? — спросил он.
— Установишь там строгий порядок. Чтобы всё было по расписанию, даже холодильник.
Через минуту он ответил:
— Это мне подходит.
В тот же вечер Катя собрала вещи. Три сумки: одежду, книги, аптечку, чайник, постельное бельё. Всё. Артёма дома не оказалось. Ольга стояла в дверях молча, с насмешливым выражением лица. Ни слова, ни вопросов.
Катя остановилась у порога.
— Всё, Тёма, — написала она в мессенджере. — Я сдала свою комнату. Живите. Я выбираю себя.
Ответ пришёл через полчаса:
— Катя, ты серьёзно?
Она не ответила.
Маленькая студия на окраине города. Минималистичная обстановка: одинокий шкаф, плита, серый пол. Без лишних деталей, без ковров, без суеты. Окно выходило на лесопарк. Катя поставила сумки, подошла к окну, закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
Тишина.
Через неделю в квартире на Шевченко, 12, воцарился образцовый порядок.
Никита оказался человеком слова. Он принёс табличку с графиком дежурств, организовал отдельные полки в холодильнике и убрал всё лишнее с подоконников.
На третий день Артём написал Кате:
— Этот парень выбросил мои вещи в мусор. Ты что, с ума сошла, привела его к нам?
Катя проигнорировала сообщение. Через несколько часов брат прислал ещё одно:
— Он сказал твоими словами: «Ты просто жил, Артём. А теперь живи по правилам».
Катя перевела телефон в беззвучный режим.
В её студии всё было просто: один стул, один стол, полка с книгами и белая кружка, купленная в «Фиксе». Она стояла на подоконнике.
Как-то раз, проходя мимо магазина, Катя заметила вывеску «Прокат мебели». Зашла, арендовала большое мягкое кресло. На следующий день его доставили. Оно казалось почти абсурдным в маленькой комнате, но она поставила его у окна. Вечером села и заснула прямо в нём.
Впервые за долгое время ей удалось по-настоящему отдохнуть.
Ольга написала ей лишь раз.
— У тебя вообще есть совесть? Это же твой брат.
Катя удалила сообщение, не дочитав до конца.
Однажды в субботу, заходя в «Магнит» у дома, она встретила бывшую соседку, Галину Ивановну.
— Катя? Что ты здесь делаешь? Ты же живёшь на Шевченко?
— Переехала, — ответила Катя. — Решила начать жить самостоятельно.
— От брата? — прищурилась Галина Ивановна. — Говорят, он теперь с какой-то женщиной… С характером.
Катя кивнула.
— Пусть живёт с кем хочет. Главное — не со мной.
В старой квартире Артём пытался противостоять новому жильцу. Никита не ругался. Просто спокойно сказал:
— Правила для всех одинаковые. Либо ты их соблюдаешь, либо нет.
Артём начал жаловаться Ольге. Ольга злилась. Сын капризничал. Дом снова погрузился в конфликты — только теперь без Кати. Через пару недель Ольга предложила переехать обратно к своей матери. Артём согласился.
Когда они ушли, Никита написал Кате:
— Квартира освободилась. Если хочешь, можешь вернуться.
Катя поблагодарила. Но не пришла.
В апреле она купила новый комплект постельного белья. Серо-зелёного цвета. Без узоров. В первый день, когда застелила кровать, открыла окно. Лёгкий ветерок чуть колыхал тюль. Было так тихо, что слышно было гудение трансформатора где-то вдали.
Катя сварила гречку. Без соли. Не потому что экономила, а потому что ей так нравилось.
Сидя у окна, она наблюдала за вечерним светом. В телефоне высветилось сообщение от Артёма:
«Ты вообще нормально спишь после всего?»
Она посмотрела на экран. Подумала. И ответила:
— Да. Сплю.
После этого выключила звук.