— Я много лет была вашей домработницей, сиделкой, поваром и няней в одном лице! — заявила мать Юле. — Стирала, готовила, убирала, ухаживала за тобой и Виталием. Эта квартира должна достаться мне по совести! И даже не жалуюсь, что ты ничего не получишь. Могло быть хуже — я могла потребовать официально выделить мне долю. Но, видимо, до такого счастья мне не дожить. Просто уезжай и оставь меня в покое. Пусть я хоть немного поживу спокойно с Мишей.
Юля вернулась домой раньше обычного. Обычно она никогда не пропускала пары — училась ответственно, но в этот день голова раскалывалась так, что пришлось попросить отгул. Дома её уже встречала мать — Ирина — на кухне, где-то между кастрюлями и тряпками. Семья недавно переехала в новую квартиру, ради которой отец экономил почти десять лет.
— Это ещё почему ты так рано? — удивилась Ирина. — Пары отменили?
— Нет, просто плохо себя чувствую, — ответила Юля, массируя виски. — Голова раскалывается, глаза едва держу. Выпью таблетку и полежу.
— Наверное, давление скачет, — бросила мать равнодушно. — Отдохни, а потом поможешь разобрать вещи. После ремонта всё ещё как на свалке живём.
Юля прошла в комнату, переоделась и рухнула на кровать. Заснула быстро, сама не заметила, как провалилась в темноту. Разбудил её крик матери:
— Вставай! Быстро! Твоего отца забрали в первую горбольницу. Упал, потерял сознание. Надо ехать. Узнать, что случилось!
До больницы они добрались за четверть часа. По коридорам бегали, искали, куда положили Виталия. Медсёстры избегали их взглядов, лишь отводили глаза и посылали в ординаторскую.
Главный врач — мужчина в очках, с сединой — встретил их с печальным выражением лица:
— К сожалению, мы не успели. Фельдшеры опоздали. Возможно, тромб, возможно, проблемы с сердцем — точную причину установит экспертиза. Мои соболезнования… Такой молодой человек. Он бы ещё долго жил.
Похороны Юля запомнила обрывками: гроб, рыдающая мать, какие-то малознакомые люди. Коллеги отца. На кладбище говорили много тёплых слов. Виталий был хорошим человеком: всегда помогал, не подводил, не конфликтовал. Его любили и уважали. А теперь его не стало.
Жизнь после его смерти резко изменилась. Без его зарплаты семья оказалась на грани. Ирина, никогда официально не работавшая, пыталась найти хотя бы минимальную подработку, но без опыта и образования это было сложно. Ей предлагали уборку или работу в кафе, но Ирина считала это ниже своего достоинства. Выход нашелся один — стала работать Юля. Она совмещала учёбу и подработки, спала по несколько часов, чтобы свести концы с концами и обеспечить маму продуктами.
Скорбь по отцу Ирина переживала быстро. Через месяц после похорон она познакомилась с мужчиной, а через полтора месяца уже встречалась с ним активно. Юля, глядя, как мать красится перед зеркалом, не выдержала:
— Мам, серьёзно? Сейчас время для романов? Папа ведь только недавно умер. Прошло всего сорок дней. Не стыдно?
Ирина даже не вздрогнула:
— Стыдно? Мне? Я ещё жива, в отличие от него. Я имею право на жизнь. Да и с отцом вы ссорились постоянно. Сама знаешь, давно всё было мёртвым. Так что не делай из меня мерзавку. И вообще, кто здесь родитель? Ты или я? Живи как я скажу.
Через полгода после похорон Ирина привела нового партнёра домой — сразу, как только вступила в наследство. Соседи шептались, знакомые осуждали, родня Виталия возмущалась. Но Ирине было всё равно.
Его сестра даже позвонила Юле:
— Ну и стерва же твоя мамочка! Ещё тело не остыло, а она уже нового нашла! Юлечка, он тебя не обижает? Если что — скажи, я с братом и мужем приеду, учиню им обоим такой разговор, что мало не покажется!
Она добавила со вздохом:
— Ты знаешь, я всегда думала, что с ней что-то нечисто. Мама нас предупреждала, когда они с Виталиком женились. Говорила, что эта красотка ненадёжная. Оказывается, права была. А ты не замечала, как этот новый «папа» слишком уж быстро освоился в чужом доме?
Юля молчала. Иногда сама ловила себя на этой мысли. Михаил действительно чувствовал себя как дома — слишком свободно. Он командовал, требовал, обижал девочку. А Ирина вдруг неожиданно начала настаивать:
— Теперь ты должна называть его папой. Он теперь часть семьи.
Юля смотрела на мать с недоумением. Как можно? Он — не её отец. Он — чужой. А Ирина будто окончательно потеряла связь с реальностью.
— Ты совсем с ума сошла? — вспыхнула Юля. — Какой он мне папа?! У меня уже есть отец! Называть его так — издевательство над моими воспоминаниями. Я даже по имени не хочу его звать. Ко всему, что связано с ним, я чувствую только отвращение.
Мама, прекрати эту комедию! Зачем ты это делаешь? Что ты хочешь этим добиться? Ссоры между нами и так на каждом шагу — зачем их ещё больше раздувать?
Ирина вздохнула, будто объясняла ребёнку простые вещи:
— Я хочу, чтобы мы стали настоящей семьёй. Разве трудно сделать вид, что он тебе близкий человек? Ну назови его пару раз «папой» — и всё. Может, вы перестанете цапаться, начнёте друг к другу нормально относиться. Юля, прояви немного понимания. Не порти мне жизнь!
Михаил с самого начала настраивал Ирину против дочери. Юля неоднократно слышала, как он шептал матери:
— Ир, пусть она съезжает. Почему до сих пор здесь? Девушка взрослая, давно должна сама о себе заботиться. А то живёт, как призрак, запирается в комнате, ни слова не скажет. Ещё и ест за мой счёт. Почему она деньги не даёт? Ты же видишь, продукты она покупает какие-то подозрительные — будто специально гадость мне подсовывает. Я эту химию есть не стану. Скажи ей, пусть платит, а мы сами будем закупаться. Хоть иногда мясо свежее попробуем.
Юля знала: если Михаил говорит — он действует. Скандалы стали её повседневностью. Ирина почти никогда не вмешивалась, а если делала это — всегда становилась на сторону мужа.
— Папа прав. Он старше, опытнее, лучше знает, что правильно, — твердила мать, как мантру.
Это слово — «папа» — резало Юлю до боли. Для неё «папой» мог быть только один человек — тот, кто играл с ней, советовал, обнимал, учил не только защищать себя, но и говорить прямо:
«Ты, Юльчик, не боец, ты — стратег. Кулаками не дерись, ударь словом. Если повезёт — противник опешит, а ты тем временем уйдёшь. В крайнем случае — научится не связываться».
Этому совету она следовала. Каждый раз, когда Михаил начинал давление, Юля находила, что ответить — так, чтобы задеть. И каждый такой момент она принимала как маленькую победу. Конечно, после этого следовали нотации матери, но они были терпимы.
Юля давно бы уехала — у неё была возможность снять жильё. Только вот не могла оставить квартиру, ради которой отец экономил годами, этому чужому человеку.
Со временем она научилась просто игнорировать его крики. Пропускала через себя, как ветер. Но недавно ситуация вышла из-под контроля. Михаил начал не только оскорблять, но и применять силу. Однажды он дал ей такую пощёчину, что Юля отлетела к стене и ударилась головой.
— Что ты наделал?! — прозвучало в испуге в голосе Ирины. — Господи, теперь вообще не разберёмся…
Но радость от того, что мама наконец-то защитила её, продлилась недолго. Оказалось, Ирина просто боялась последствий.
— Миша, она сейчас заяву напишет! Ты же знаешь, какая она гадкая. Не упустит шанса тебя подставить.
Михаил рыкнул:
— Либо ты заберёшь своё отродье из дома, либо научишь его уважению.
Но Юля услышала страх в его голосе.
Когда Михаил ушёл, Ирина помогла дочери встать:
— Дочка, ты как? Пошли, полежишь. Сейчас пройдёт, ты отдохнёшь. Просто переутомилась, вот и закружилась голова…
— Мам, ты издеваешься? — Юля медленно поднялась, потирая щёку. — Ты всерьёз думаешь, что я поверю в это? Это не головокружение. Это он меня ударил. И ты это знаешь. Я терпела его грубость, но теперь — всё. Я вызову полицию. Да, и тётя Вита тоже в курсе. Она сказала — только скажи, и приедет с мужем и Валеркой. И тогда твоему «дорогому» точно не поздоровится.
— Хватит! — резко оборвала Ирина. — Ничего не было. Просто ты упала. Миша в это время сидел за столом. Я всё видела. И если понадобится — подтвержу. Зачем ты лишаешь меня счастья? Зачем травишь на человека? Он ничего тебе плохого не делает. Он старается для семьи. Ему почти в два раза больше лет, чем тебе — ты обязана его уважать. А разговариваешь с ним, как с врагом. Мне за тебя стыдно, Юля.
Девушка замерла. Она не чувствовала боли — только холод внутри.
— Мам… ты действительно слышишь себя? — спросила она тихо. — Ты готова врать, чтобы этот тип не понёс ответственность? Ты готова жертвовать мной ради него? А если я побои задокументирую? Думаешь, синяк сам собой исчезнет? Нет. За такое тоже могут посадить.
— Попробуй только заяву подать — вылетишь отсюда так, что и не пикнешь! — резко бросила Ирина. — Я никому не позволю трогать Мишу. Он мой муж, и я за него буду стоять насмерть. Если тебе у нас тесно — иди куда хочешь, мы без тебя обойдёмся. Только не вздумай нас разлучить. Не выйдет.
Она говорила с ненавистью в голосе:
— Юля, ты просто не права. Михаил — хороший человек. Он меня любит, заботится. А все конфликты ты сама провоцируешь. Что тебе не хватает? Почему всё время лезешь не в своё дело? Прошу: не порти мне жизнь. Сделаешь глупость — я найду способ защитить его. И полицию могу купить, и адвоката найму, и кому надо — дам на лапу. Миша останется со мной, а вот я, может быть, тебя больше не признаю как дочь.
Юля ничего не ответила. Она просто развернулась и пошла к себе. Сердце сжалось. Впервые мать говорила с ней так холодно, будто между ними не связь родства, а ледяная стена.
Неужели это действительно её выбор?
Три года Юля прожила под одной крышей с отчимом. За это время он сделал всё возможное, чтобы она ушла. И добился своего.
Однажды, вернувшись домой с работы, она обнаружила свои вещи аккуратно сложенными в сумки и поставленными в коридор. На кухне за столом сидели мать и Михаил.
— Мам, что происходит? Почему мои вещи в коридоре? — спросила Юля, ставя пакет с продуктами.
— Ты больше здесь не живёшь, — заявил отчим с издёвкой. — Мы тебе даже помогли собраться. Забирай всё и уходи. Чем быстрее освободишь комнату — тем лучше. Верно, Ирка?
Ирина пожала плечами:
— Да, мы решили, что тебе пора. Ты уже взрослая, работаешь. Пора жить самостоятельно. Нам нужно пространство. А скандалы твои мне до тошноты надоели. Мне уже от одного твоего голоса становится плохо. Так что давай мирно, без истерик. Уйдёшь сама — будет проще для всех.
— А почему я должна уйти из своей квартиры? — спросила Юля, стараясь говорить спокойно. — Ты же помнишь, что половина этой недвижимости принадлежит мне?
— Ну, допустим, не совсем половина, — Ирина ехидно улыбнулась. — Но даже если так — ты слишком мало имеешь к этому дому. Его покупал отец, он его зарабатывал. А я — я столько лет трудилась на вас двоих, готовила, убирала, терпела. Квартира — моя. Думаю, ты мне просто сделала подарок. Хотя, конечно, рассчитывать на официальный переоформление доли я даже не стану. Ты ведь всегда была эгоисткой.
— Просто уходи, — добавила она, — и перестань мне мешать.
Юля молча собрала сумки, взяла их и вышла. Через минуту вернулась — забрать еду. Открыла холодильник, начала складывать продукты в пакеты.
— Эй! — закричал Михаил. — Это моё! Положи обратно!
— Нет, — спокойно ответила Юля. — Это я покупала на свою зарплату. Каждый кусок. Но губку для посуды оставлю — пусть хоть она вам напомнит, кто вас кормил.
Вы теперь сами хозяйничайте. А ещё, дорогой «папа», советую тебе найти работу. Три года ты жил за мой счёт, жирел, попрекал — теперь твой бесплатный сытый период закончился. А ты, мамочка, радуйся, что нашла себе такого «защитника». Живите счастливо, без меня.
Михаил бросился было к ней, чтобы отобрать пакеты, но Юля достала телефон:
— Одно движение — и я в полиции. Больше ты меня не тронешь. Отойди.
Он отступил. Юля вышла. Но перед уходом обернулась:
— А ты, Ирина… забудь, что у тебя есть дочь. Даже если придётся умирать, не жди меня. Я не приду. Для меня ты больше не мать.
Первое время ей было невероятно тяжело. Пришлось делить жильё, работать по две подработки, учиться и выживать одновременно. Но со временем всё стало на свои места. Юля получила диплом, устроилась по специальности, построила карьеру. Со временем смогла купить квартиру в ипотеку, вышла замуж, родила дочь. Муж — человек с характером и принципами — поддерживал жену во всём. Они создали семью, где царили уважение и любовь.
С матерью Юля не общалась. Ни одного звонка, ни одного сообщения. Она сдержала слово. После того случая в квартире для неё Ирина перестала существовать.
До самого недавнего времени Ирина не звонила. Хотя номер Юли знала прекрасно — дочь его так и не сменила после отъезда из дома. Сначала просто не было причины менять: за годы работы и учёбы этот номер уже знали все — клиенты, коллеги, друзья. Потом стало бессмысленно.
Звонок раздался в конце рабочего дня. Юля ждала важного клиента и почти машинально взяла трубку, даже не посмотрев на экран:
— Дочка… папа умер! — прозвучало в голосе женщины.
— Кто? Что происходит? — Юля растерялась.
— Это я, твоя мама… Мишенька… он ушёл сегодня. Мне так тяжело, мне некуда обратиться… Помоги…
Юля поморщилась. После стольких лет молчания — снова «мама»?
— Я знаю, что ты одна. Ты сама выбрала быть одной. Михаил для меня давно перестал быть кем-то значимым. А ты… ты ведь тоже умерла для меня тринадцать лет назад.
Юля регулярно приезжала на могилу отца — чистила камень, ставила свежие цветы, разговаривала. Ирина ни разу не появилась там. Ни разу не спросила, как он выглядит под землёй.
— Мне жаль, что он умер. Но только потому, что теперь ему не придется больше никого обижать, — холодно ответила Юля. — Если ты звонишь за помощью — забудь. Ничего ты не получишь. И не называй себя моей матерью.
Она положила трубку, будто и правда говорила с незнакомкой. Через несколько минут мысль о звонке уже не волновала её — как будто и не было ничего.
Но Ирина не сдавалась. Через девять дней она позвонила снова. Потом ещё через сорок. Каждый раз начиналось одно и то же: слова о покое отчима, о том, что ей одиноко, что она хочет видеть внучку, общаться, быть частью семьи.
— Юлечка, может, приедете ко мне? Я хочу увидеть малышку. И с твоим мужем познакомиться. Ведь я так и не была у вас дома…
— Зачем тебе это? — Юля не скрывала раздражения. — Мы тебе не нужны были раньше, когда я нуждалась в тебе. А теперь ты хочешь быть бабушкой?
— Я просто… хочу быть рядом, — тихо ответила Ирина. — Я одна. Жизнь стала невыносимой. Хочется хоть каплю тепла, хоть кому-то быть нужной…
— Раньше ты предпочла его мне, — сказала Юля. — А я тогда плакала и просила хотя бы одного слова защиты. Теперь ты хочешь, чтобы я тебя утешила? Прости, но я не могу. Я не стану.
После долгой паузы Ирина прошептала:
— Может быть, я была не права. Может, всё поняла слишком поздно…
Давай считай, что я исправилась. Прости меня. Забудем всё.
— Ладно, — Юля согласилась, — забудем. Только начнём с того, что ты забудешь мой номер. Или запишешь его в крайнем случае — только на тот свет. Больше никаких звонков. Ты для меня — чужая.
И она отключилась.
Спустя неделю телефон снова зазвенел. На этот раз Ирина заговорила деловым тоном:
— Дочка, я вот подумала… У меня квартира хорошая. Может, продадим её? Я себе возьму однушку, а разницу — тебе в подарок.
— Половина этой квартиры принадлежит мне, — ровно ответила Юля. — И деньги мне не нужны. Мы с мужем обеспечены. Так что вопрос закрыт. А теперь скажи, зачем ты звонишь? Что тебе нужно?
Ирина зарыдала:
— Я просто чувствую себя ужасно. Такой одинокой. Такой потерянной… Возьми меня к вам. Мы сможем начать всё заново. Поживём вместе, поговорим, помиримся… Только скажи адрес.
— Адрес не получишь, — Юля ответила мягко, но твёрдо. — Мы и не ссорились. Просто у нас нет отношений. Не сейчас. Не после всего, что было. Оставь меня в покое.
С тех пор Юля не собирается восстанавливать связь. Она не чувствует в матери родного человека. Для неё это не мама — это просто женщина, которая когда-то ею была.
А Ирина продолжает звонить. Не ради денег, не ради квартиры — ради шанса. Шанса быть услышанной. Прощённой. Но пока этот шанс остается вне её досягаемости.