Матвей резко затормозил, будто его что-то встрепенуло. Сколько раз он собирался приехать сюда — ни при жизни матери, ни после её ухода не хватило времени. Вечно занятой, важный, он сам себе ныне казался отталкивающим. Даже противно стало вспоминать, каким был.
Оказывается, нужна была сильная встряска — такая, чтобы до боли потрясти душу, чтобы он осознал: весь этот мир, который он воздвиг вокруг себя, — всего лишь мираж. Ни одно слово, ни один поступок там не имеют веса, не значат ничего.
Ирония судьбы: он даже благодарен Наташе — своей бывшей жене — за то, что разрушила этот хрустальный замок. В одно мгновение всё рассыпалось в прах. Идеальная семья, которую все считали настоящей, оказалась фальшивкой. Казалось бы, какие чувства, какие обещания — а на деле — пустышка.
Его жена и его лучший друг… А круг «друзей», знавших обо всём и предпочитавших молчать. Это был не просто крах — это гибель целого мира. Оказалось, все, кто был рядом, были предателями.
Сразу после развода Матвей сел в машину и направился в родной город. Прошло восемь лет с тех пор, как он похоронил маму. За это время ни разу не приехал к ней на могилу. Не попытался даже. Только сейчас он понял: мама была единственным человеком, который никогда бы его не предал.
Женился он поздно — ему было тридцать три, а Наташе — двадцать пять. Он гордился ею: красивая, статная, вся «в дороге». Потом она выкрикивала ему в лицо, что ненавидела каждую минуту их совместной жизни, что ложиться с ним в постель было для неё пыткой. Тогда он не понимал, как многое упустил, как долго жил в иллюзии.
Её перекошенное лицо, полное злобы, больше напоминало маску. А ведь чуть раньше она плакала так искренне, просила прощения, говорила, что всегда одна. Но когда он заявил, что всё кончено, Наташа сбросила последние маски и показала своё настоящее лицо.
Матвей вышел из машины, взяв огромный букет цветов, и медленно пошёл по тропинке кладбища. Он был уверен, что здесь давно всё заросло. Ведь он даже не приехал, когда устанавливали памятник — всё решалось онлайн, без лишних усилий. Теперь он понимал: так можно прожить всю жизнь, так и не заметив, как она прошла мимо.
Но к его удивлению, могила была аккуратной, чистой, без намёка на запустение. Похоже, кто-то регулярно ухаживал за ней. Возможно, подруги матери или те, кто помнил её. А сын?.. У сына не находилось времени.
Открыв скрипучую калитку, Матвей произнёс шёпотом:
— Здравствуй, мамочка…
Горло сжалось, глаза закололо, голос предательски дрогнул.
По щекам покатились слёзы — горячие, частые. Он, успешный бизнесмен, человек с холодным расчетом в глазах, мужчина, который давно забыл, что такое печаль, рыдал, как ребёнок. И не хотел останавливаться. Эти слёзы будто смывали с него всю боль, всю обиду, всё, связанное с Наташей и другими разочарованиями. Будто мама сидела рядом, гладила по голове и тихо уговаривала:
— Ну что ты, сынок, всё будет хорошо, вот увидишь.
Долго сидел он молча, но внутри лились слова к маме. Вспоминал, как падал, как плакал, а она мазала коленки зелёнкой и шептала:
— Ничего, сынок, до свадьбы заживёт.
И правда заживало. А потом добавляла:
— Ко всему привыкаешь, ко всему можно привыкнуть. Только к предательству — нельзя.
Теперь он понимал каждое её слово. Раньше они казались простыми, обыденными, а теперь звучали как мудрость. Как мудрость большого человека. Она одна растила его, без отца, но не баловала — научила быть сильным.
Конечно, он платил соседке, чтобы присматривала за домом. Но сколько же можно держать его пустым?
Улыбнувшись, он вспомнил, как знакомился с соседкой — с её дочерью Ниной. Тогда ему было плохо, тяжело, и Нина оказалась рядом — участливая, внимательная. Они поговорили вечером, и всё как-то само собой случилось. Уехал он тихо, оставив записку, куда положить ключ.
Наверное, со стороны он выглядел использовавшим её. Но он ничего не обещал, и она согласилась. Она только что развелась с мужем-тираном, рассказала ему свою историю. Обоим было тяжело — и они нашли друг друга.
— Дяденька, — раздался детской голос, — можно я вас попрошу о помощи?
Он резко обернулся. Перед ним стояла девочка лет семи-восьми с ведром в руках.
— Мне нужно воды принести, чтобы цветы полить. Мы с мамой их недавно посадили, а сегодня она заболела. Такая жара, погибнут. Здесь рядом есть вода, но мне ведро не унести полное. Я не хочу, чтобы мама знала, что я одна пришла. Если буду носить по чуть-чуть — она догадается.
Матвей искренне улыбнулся.
— Конечно, давай помогу. Показывай, куда идти.
Девочка побежала вперёд, болтая без умолку. Через пару минут Матвей уже знал, что мама не слушает советов, что нельзя пить холодную воду в жару, что теперь она с температурой. Что они пришли к бабушке, умершей год назад. Что мама бы получила нагоняй от бабушки. И что девочка училась в школе отлично и обязательно закончит её с медалью.
С каждым словом Матвею становилось легче. Дети — это особенный свет. Он подумал, как было бы хорошо иметь обычную семью, где тебя любят и ждут.
Наташа же была как кукла — красивая, но бездушная. Детей она терпеть не могла. Сама говорила:
— Нужно быть дурой, чтобы ради ребенка потерять красоту.
Пять лет брака — и ни одного хорошего воспоминания. Одна пустота.
Он поставил ведро, а девочка, которую звали Маша, принялась осторожно поливать цветы. Матвей посмотрел на памятник и замер — с фотографии на него смотрела соседка, мать Нины. Он перевёл взгляд на Машу.
— Зоя Петровна была твоей бабушкой?
— Да. А вы её знали? Хотя зачем спрашиваю — вы же были у бабушки Ани. Мы с мамой всегда там убираемся и цветы приносим.
— Вы с мамой?
— Конечно! Мама не разрешает мне одной ходить на кладбище — опасно.
Маша осмотрелась, довольная, убрала ведро.
— Побегу, а то мама начнёт волноваться.
— Погоди, — окликнул Матвей, — я тебя подвезу.
— Нет, — ответила она, — мама болеет.
Маша убежала, а Матвей вернулся к могиле матери. Что-то было странное. Он думал, что Нина временно живёт у матери, а оказывается — она здесь, и у неё есть дочь. Он тогда даже не узнал, есть ли у неё ребенок.
Он не знал, сколько лет Маше. Может, Нина вышла замуж, родила, потом вернулась к матери, оставшись одна. Он был в таком состоянии, что не задавал вопросов.
Посидев немного, Матвей всё же встал. Скорее всего, теперь Нина присматривает за домом матери. Ему без разницы, кому платить, лишь бы дом не пустовал.
Подъехав к дому матери, Матвей почувствовал, как сердце сжалось. Дом остался таким же. Казалось, сейчас мама выйдет на крыльцо, вытрет слёзы фартуком и крепко обнимёт его. Он долго не выходил из машины, но мама не вышла.
Наконец вошёл во двор. Чистый, ухоженный, с цветами. Молодец, Нина. Нужно будет отблагодарить. В доме тоже всё сияло — как будто хозяева просто ушли ненадолго. Матвей посидел за столом, но не смог усидеть — нужно было решить дела с соседкой.
Открыла дверь Маша.
— Ой, это вы! Только маме не говорите, что мы виделись на кладбище, ладно?
Матвей показал, что «замолчит навсегда», и Маша засмеялась.
— Проходите, только к маме пока не подходите — у неё температура.
Он вошёл — и увидел Нину. Та лежала на диване, и в её глазах мелькнул испуг при виде него.
— Ты? — изумлённо выдохнула Нина.
Матвей улыбнулся.
— Привет, — произнёс он, бросив быстрый взгляд по сторонам. Мужских вещей в доме не было, и, похоже, давно.
— Матвей… — Нина попыталась приподняться с дивана. — Я не стала тебе сообщать о смерти твоей мамы. Работы в городе почти нет, я сама взяла заботу о доме на себя.
— Соболезную, Нин, — мягко сказал он. — А насчёт дома — спасибо тебе огромное. Заходишь, как будто мама просто ненадолго отлучилась.
— Ты надолго?
— На пару дней.
— Дом продавать будешь?
Он пожал плечами.
— Ещё не думал об этом.
— Вот, — он положил на стол толстую пачку денег, — за хороший уход. Так, типа благодарности.
— Спасибо, дядя Матвей! — раздался голосок Маши, которая внезапно появилась рядом. — Мама давно хотела новое платье, а я мечтала о велосипеде!
Матвей рассмеялся.
— Умница, Маша. Прямо как я в молодости — денежка никогда мимо меня не пролетала.
Вечером Матвей понял, что заболел — вероятно, заразился от Нины. Температура подскочила, голова раскалывалась. Он нашёл градусник в старом месте, где его всегда держала мама, измерил температуру и понял: нужно срочно принимать меры. Какие именно — понятия не имел. Забыл всё, что когда-то знал. Поэтому написал смс соседке — но уже знал, что ответит Нина.
«Что принимают при высокой температуре?»
Через десять минут они обе были у него.
— Боже, — воскликнула Нина, увидев его состояние. — Зачем вообще зашёл в дом? Это я тебя заразила…
— Ты же больная, чего к тебе прибегать?
— Да ладно, мне уже лучше, — пробормотала она, подходя ближе.
Нина протянула ему таблетки, а Маша принесла горячий чай.
— Она обожжётся, — обеспокоенно сказал Матвей.
— Кто, Машка? — Нина рассмеялась. — Не дождёшься. Она у нас мастерица на все руки.
Матвей улыбнулся, глядя на девочку, и вдруг что-то щёлкнуло в голове. «Прямо как я».
И тут — будто удар тока: он резко сел.
— Нин… — голос его стал совсем другим.
Она встревоженно посмотрела на него.
— Что случилось?
— А когда… — начал он медленно, — когда родилась Маша?
Нина вдруг побледнела, тяжело опустилась на стул.
— Зачем тебе это? — прошептала она.
Потом решительно повернулась к дочери:
— Машенька, сбегай в магазин, купи лимонов и что-нибудь попить, хорошо?
— Хорошо, мама! — Маша моментально выхватила деньги и выбежала.
Нина собралась с мыслями, её голос стал твёрдым и ровным:
— Матвей, давай сразу договоримся: Маша к тебе никакого отношения не имеет. Ни малейшего. Нам ничего не нужно, у нас всё есть. Просто забудь.
— Что ты такое говоришь, Нин? — Матвей резко встал. — Что значит «забудь»? Это правда? Почему ты мне не сказала? Почему не позвонила?
— Матвей, — Нина посмотрела ему прямо в глаза, — я приняла решение рожать самостоятельно. Ты в этом не участвовал. И не собиралась тебе говорить — не думала, что ты появишься здесь. И тем более не думала, что тебе будет это интересно.
Матвей стоял, словно окаменевший. Его мир только что перевернулся. Все эти годы он жил какой-то чужой, показной жизнью, а настоящее, настоящее счастье — вот оно, перед ним, в лице этой девочки и женщины, которая его вырастила.
— Нин… — голос его смягчился. — Пожалуйста, не думай так. Я пока и сам не знаю, что делать.
Той ночью ему снилась мама. Она улыбалась и говорила, что всегда мечтала о такой внучке, как Маша.
Через три дня Матвей собрался уезжать. Нина сидела за столом, слушая его молча.
— В общем, так, — говорил он. — Разберусь немного с делами в городе и вернусь. Через неделю или чуть позже. Но вернусь. Чтобы вернуть тебя. — Он смотрел ей в глаза. — Обещаю, что если ты не захочешь, я ничего не скажу Маше. Но помогать вам буду во всём. Скажи, есть хоть какой-то шанс? Шанс на семью? На счастье?
Она неуверенно пожала плечами и вытерла слезу.
— Я не знаю, Матвей…
Вернулся он через три недели — долго. Остановил машину не у своего дома, а у дома Нины. С большими пакетами и подарками для Маши и Нины он вошёл в дом.
— Здравствуйте, — сказал он, чувствуя волнение.
Нина сидела за шитьём, подняла глаза и слабо улыбнулась.
— Ты приехал.
— Я же говорил, что вернусь, — широко улыбнулся Матвей. — А где Маша?
Из комнаты вышла Маша, ещё сонная.
— Здравствуйте, дядя Матвей, — сказала она.
Нина встала.
— Матвей, — голос её был твёрдым и решительным, — я всё обдумала.
Она взяла Машу за руку.
— Машенька, — сказала она, — хочу познакомить тебя с твоим папой.
Матвей выронил пакеты на пол. У него дрожали руки.
— Спасибо, — прошептал он.
Через неделю они уехали вместе. Оба дома выставили на продажу — решили начать жизнь заново. Маша ещё не могла до конца осознать, что теперь называет Матвея «папой», то и дело возвращаясь к «дяде Матвею». Он лишь смеялся, обнимал их обоих и верил всей душой — теперь всё будет именно так, как и должно было быть.